- А силой уверенности своей! Порывом! Тем самым эмоциональным порывом, за который казнишь себя до сих пор.
- Это ошибка моя была, - сказал я. - Надо было отвернуть, когда я узнал об ускорения дрейфа.
- Фу, дурень какой! - Лиза в раздражении привстала со стула, потом, заглянув в мое лицо, засмеялась и опять села. - Извини, вырвалось. Но ты все-таки дурень. Вот ведь и умница и талантливый, а ничего, ну ничегошеньки в жизни не понимаешь. Ошибка! Ты нас всех убедил этой своей так называемой ошибкой! Всех убедил!..
- В чем же я убедил?
- А в том, что есть Земля, что ты видел ее. Так поступить, как тогда поступил, забыть обо всем - о всех этих дрейфах, туманах, промоинах - мог лишь человек, который воочию увидел перед собой Землю Ветлугина! Иначе невозможно объяснить то, что произошло с вами во время вылазки.
Я с изумлением смотрел на нее.
- Но мы не привезли с собой никаких вещественных доказательств. Хотя бы камушек один, или горсть моха, или фотографию, наконец...
- Ты сам, твой тогдашний поступок - лучшее доказательство.
- Удивительно! Ты показываешь мой поступок с новой, совершенно неожиданной стороны.
Я вскочил и быстро прошелся по комнате.
- Стало быть, не напортил делу?
- Я считаю: помог! Сам не сознавая того, помог. Страстной верой, яростной убежденностью своей убедил!
Я еще разок пробежался по комнате, остановился перед Лизой и вдруг засмеялся от удовольствия.
- Слушай, но ты вернула мне утраченное самоуважение! Это же чертовски важно для человека!
- Еще бы!
- Нет, ты просто воскресила меня. Окрылила, что ли, слов даже не подберу...
В счастливом воодушевлении я схватил ее за плечи и приподнял над полом: она была такая легонькая!
- Эх, Лизочек, - ласково сказал я. - Рыжик ты мой дорогой!
Мгновение мы смотрели в глаза друг другу, потом Лиза смущенно засмеялась и осторожно высвободилась из моих объятий:
- Кто-то идет, Лешенька...
В комнату стремительно, пальто нараспашку, вошел Андрей. За ним гурьбой ввалились Синицкий, Таратута, Вяхирев. О, вся компания!
Комната будто завертелась, заплясала, наполнилась шарканьем ног, взволнованными голосами:
- Я же говорил: он здесь! Одевайтесь, Алексей Петрович!
- Здравствуйте, Лизавета Гавриловна! Извините, что мы...
- А Федосеич в машине ждет...
Кто-то, кажется Вяхирев и Таратута, напялил на меня пальто. Синицкий держал шапку наготове, как свадебный венец над головой.
С трудом я понял, что совещание в высоких инстанциях, назначенное на конец недели, неожиданно перенесено на сегодня, на два часа дня. А ведь надо еще заехать домой за материалами!
Ну вот и настал решающий миг!
Мы так спешили, что даже не успели попрощаться с Лизой. Уже на лестнице раздалось вдогонку:
- Разрешат! Я уверена: разрешат!
И она не ошиблась: нам разрешили вторую экспедицию. Подготовку к походу было предложено начать немедленно, для чего выехать всем участникам в Океанск, где у причала отстаивался наш ледокол. Состав коллектива оставался тот же (только я и Андрей поменялись местами; он был назначен начальником экспедиции, я - его заместителем).
3. КРЕН - ТРИДЦАТЬ ГРАДУСОВ
...И снова пологая морская волна упруго ударила в скулу борта, едва лишь остался за кормой белый с черными полосами маяк на Соленом Носу. Справа потянулась по борту однообразно серая, чуть волнистая черта берега. А спустя несколько дней, пройдя остров Врангеля, капитан круто повернул на северо-восток. Знакомая, хоженая морская тропа!
В этом году к кромке льдов мы подошли на три дня раньше, чем в прошлом. О том, что кромка близко, узнали еще накануне. Нас оповестил Вяхирев.
- Калянусы [морские рачки] на ушко шепнули? - спросил Сабиров.
Мы с удивлением смотрели на нашего гидробиолога. Не было никаких признаков льда впереди. Небо над горизонтом было типично "водяное", темно-серое.
- Калянусы, правильно, - ответил Вяхирев. - Разговорчивым оказался зоопланктон.
Утром гидробиолог заметил, что количество зоопланктона в море резко увеличилось. А известна закономерность: чем ближе к кромке льда, тем больше встречается мельчайших, взвешенных в воде живых организмов.
- Увидим плавучие льды завтра или послезавтра, - уверенно объявил он. "Разговорчивый" планктон не подведет.
И он не ошибся.
Почти ничего не изменилось на борту "Пятилетки" с прошлого года. Можно подумать, что впервые идем к "белому пятну". По-прежнему сутулится на ходовом мостике спокойный и немногословный Никандр Федосеич, а коротышка Сабиров грозно потрясает рупором или приглядывается к солнцу с секстантом в руках. По-прежнему Вяхирев трудолюбиво склоняется над своими калянусами и офиурами, добытыми со дна моря. Неукоснительно, четыре раза в сутки, проводит метеорологические наблюдения Синицкий, как будто бы еще больше раздавшийся в плечах. Из радиорубки в каюту начальника носится суетливый Таратута, оглушительно стуча сапогами по трапу. И как раньше, подолгу простаивает у борта Союшкин - в позе неподкупного судьи, скрестив руки на груди и гордо глядя вдаль через пенсне.