— Ты и впрямь ребенок, раз на Ридингэ так злишься. И не понимаешь, что у меня болит голова за безопасность всех участников экспедиции, в число которых ты тоже входишь, — он отвернулся и уставился на лошадиный круп.
Касси открыла рот. И закрыла. С неба посыпалась липкая морось.
50. Эва
Ветер норовил сорвать с головы капюшон, забирался в муфту, теребил тяжелую юбку. Эва стояла возле ограждения на самом верху Стены, за огромной заводской трубой. Внизу до самого океана серым вафельным полотном расстилался мертвый Стэнвенф. Мор предлагал другое место для прогулки, но она настояла на этом.
Отчасти причиной такого выбора стал огромный, пахнущий химическими реагентами альбом, который показал ей наставник из Ордена. Изображения, заключенные в белые рамки, казались такими реальными, словно Эва смотрела не на бумагу, а в окно. Все предметы сохраняли объем и фактуру. Она даже не удержалась и потрогала одну страницу пальцем — на глянце остался отпечаток, а господин Мартеа неодобрительно покачал головой.
Жаль, Эва не могла показать этот альбом Мору. Сложно описать словами то, чего человек никогда не видел. Мир на изображениях был искажен и порван, а потом заново сшит в произвольном порядке. Нематериальные текучие контуры пятого и седьмого измерений стыковались с реальностью. Знакомые объекты изгибались под немыслимыми углами, и выглядело это совершенно жутко.
Эве запомнился мост над рекой. Сначала он продолжал широкую дорогу, а затем закручивался по спирали и устремлялся в небо. В средней трети контуры его становились призрачными пульсирующими линиями, а там, где они обрывались, в воду стекал похожий на ртуть энергетический поток. Были на изображениях дома с отсутствующими средними этажами — в этом месте словно из ниоткуда извергался вниз на улицу водопад. Были воронки в земле, из которых ползла темная пустота. Особенно жутко выглядели люди, которые застыли в переливающейся субстанции, похожей на желе. Некоторые из них, судя по позам, пытались вырваться наружу. Желе перетекало в пульсирующие линии, а те обретали материальность и становились концом железнодорожного вагона.
Такие кошмары порой снились Эве после использования дара. Но очень редко, потому что она не касалась надматерии и надпространства. Неделю назад ей пришлось начать работу с низшими измерениями, и недавний сон привел ее в искаженный подобным же образом Стэнвенф.
Сегодня она, наконец, выбралась посмотреть, что осталось от ее города на самом деле. Пепел и гарь. Мертвые руины. Где-то там превратились в прах папа и Карл, профессора из университета и маленькая булочница, которая по утрам продавала Эве слоеные пирожные… Но мир цел, мир статичен, время течет в прежнем направлении, прошлое — в прошлом.
Что происходило после гибели материка — никто не знал точно. Но невидимая граница, которую не могли преодолеть ни корабли, ни дирижабли, ни самолеты венси — существовала. И существовала Адмея. Многие называли ее «машиной». По словам господина Мартеа, она скорее являлась пультом управления мировой проекцией. Сама же проекция находилась в надпространстве. А вот управлять ею мог только тот, кто способен работать с десятым измерением. Измерением Творца.
Такое название наводило Эву на мысль, что религия венси возникла как переосмысление мировой истории. Да только в этой истории теперь дыр больше, чем в ином сыре.
Орден редко брался за обучение одаренных, которые не становились членами Ордена. Замкнутый круг. Исключение делали для будущих правителей Архипелагов, с которыми наставник занимался с самого детства. Большинство мистри жили в полной уверенности, что могут что-то одно: читать мысли, например, или создавать иллюзии. Эва до недавнего времени тоже так считала. Орден не стремился развеивать этот миф, отнюдь: ведь одаренные наводили скромный локальный хаос на легкодоступном измерении, и им ограничивались. А некоторые и вовсе почти не использовали дар. Экспериментаторов же дорога рано или поздно приводила в Орден. Или в Храм Судьбы, но куда реже.
Покидать коридоры Стены было категорически запрещено. Всем. Но для себя и Мора Эва сделала исключение. Да и кто узнает? Патрульные расскажут? Делать им больше нечего. Это личная охрана, которой хорошо платят. Эва платит.
— Наставник мной недоволен. Говорит, трудно обучать взрослую, и, к тому же, упрямую девушку.
— Упрямства тебе не занимать, тут я с ним согласен. Станешь отрицать? — усмехнулся Мор.
— Нет, все так. Ему трудно, мне трудно, но результаты-то есть. Кошмары почти прекратились, наяву из реальности я больше не выпадаю. Могу теперь показывать фокусы не хуже иллюзионистов квени. Понятно, что он ждет большего. А мне страшно. Особенно после того, как я узнала, что одаренные сотворили с материком…
— Думаешь, ты сможешь повторить?
— Думаю, поодиночке ни один мистри не способен на такое. Но мы опасны.
— Зажигательные бомбы тоже опасны, достаточно посмотреть вниз. Вас я пока боюсь меньше.
И, вероятно, чтобы она не смотрела, Мор развернул ее к себе.
— Недавно у тебя было другое мнение. Месяца не прошло, как ты его поменял, — сказала Эва.