Еще в школе Мор сдружился с Вердэ Скаллисом, потомственным машинистом. Но тем не менее, несмотря на вполне приличные, хоть и не выдающиеся успехи, по окончании обучения отец забрал юношу работать в депо. Вердэ интересовался турбинами, динамо машинами и всем, что было хоть как-то связано с электричеством. Мор уступил бы ему своё место, если бы мог. Но он не мог.
За три дня до сдачи своей части проекта Мор пришел к другу с тубусом исчирканной веленевой бумаги и рассказом о том, как он влип в неприятности. Вердэ трудился тогда машинистом-испытателем в утреннюю смену, а после обеда был предоставлен сам себе. Они засели за работу вдвоём, и, благодаря отличным идеям друга, дело пошло. Оставалось несколько несложных подсчётов и чистовые чертежи, которые они оставили на последний день.
Мор пришёл к Вердэ после обеденного звонка на заводе, но застал дома лишь его мать. Она даже не могла объяснить, что произошло — тряслась от рыданий и комкала в руках парадный форменный китель господина Скаллиса. Мор рванул в депо.
Вокруг стояло патрульное оцепление. Мору удалось проскочить за первый кордон, туда, где столпилась группа молодых машинистов. Парни как зачарованные смотрели на груду металлической соломки, от которой поднимался серый пар. Она лежала посреди путей, прямо на стрелке. Команда чумазых пожарных заливала из брезентовых рукавов то, что осталось от дверей паровозного стойла «310-го» локомотива. Того самого, на котором служили господин Скаллис и его сын.
Мор отстоял там в молчании, пока патрульные не прогнали машинистов прочь. Потом пошёл с ними в кабак на нижних уровнях. Ему ужасно мешал огромный тубус. Наконец он пристроил свою ношу в угол. Машинисты заказывали и наливали Мору. Он пил наравне со всеми. Впервые в жизни. Не стопку коньяка, а какую-то другую странную бурду, и название его не интересовало. Главное, что алкоголь хорошо боролся с мрачными мыслями.
О проекте, который завтра нужно будет сдавать, Мор не думал совсем. Но когда краем глаза вдруг заметил у стойки старшего брата, Стефана, решил поскорее исчезнуть из злачного места. Он залпом опрокинул очередную порцию спиртного, бочком просочился на выход и со всех ног почесал домой. Больше о том злополучном дне в памяти не осталось никаких воспоминаний.
Наутро голова Мора превратилась в гигантский паровой котёл, в котором развили запредельное давление. Руки дрожали, и застегивание пуговиц на рубашке стало тем ещё подвигом. При мысли о завтраке его едва не стошнило. Думал он только о воде. О воде, которая лилась на голову из крана, и о воде, которую он жадно сосал из принесенного Мэг кувшина. Затем он завернул на кухню, где опорожнил кружку крепкого бодрящего дашэ, который по утрам сестра заваривала для Макса. И только тогда вспомнил о собрании в конструкторском отделе.
В поисках тубуса с чертежами Мор перевернул весь дом. Мэг посмотрела даже там, куда ни один нормальный человек тубус пихать не станет. Даже Макс пытался им помочь. Но всё было безрезультатно. Мору пришла в голову малодушная мысль сказаться больным. А потом накатила злость. Сколько можно делать то, что тебе не нравится? Чертежи собственных разработок он бы никогда не потерял!
И вот, стоя перед изогнутым дугой столом, за которым собрались инженеры, главный конструктор и его отец, Мор молчал. Наблюдал, как у отца ходили желваки на щеках. С замиранием сердца понимал, что сейчас его раздавят, как таракана.
— Вы отняли двадцать минут нашего рабочего времени, — главный конструктор жестом указал Мору на место за кафедрой у доски ля чертежей. — Мы надеемся, что не зря. Начинайте уже.
Мор снова посмотрел на отца, а потом опустил глаза в пол. Встречаться взглядом с господином Лайном было уже выше его сил. Он понимал, что позорит обоих. Он пригладил взъерошенные волосы, поправил пиджак.
— Боюсь, что зря: я не готов выступить, — Мор и сам не понял, как смог это произнести, — мне жаль, что я отнял ваше время.
— Что значит «жаль», юноша? — строго спросил господин Нардинг. — Вы не смогли закончить вашу часть проекта в срок? Вам не к кому было обратиться за помощью? Вы понимаете, как вы подводите весь отдел? Объяснитесь.
— Я плохо справляюсь с работой, и она мне даже не интересна, — Мор старался держать себя в руках, хотя на самом деле его трясло. — Я сожалею, господин Нардинг, мне следовало сказать об этом сразу и отказаться от назначения.
— Да, — у главного конструктора задергался глаз, и он зло покосился на Доменика Брайса. Лицо отца Мора приобрело пунцовую окраску. — Вам следовало сообщить об этом, когда вместо мелких поправок вам доверили серьезную работу. Три недели назад. Теперь, благодаря вам, весь отдел теряет три недели. Простаивает и ждет. Не вас, хвала богам, уже не вас. Показывайте, что вы вообще сделали!
— У меня нет с собой чертежей, я их потерял, — Мор понимал, что этими словами подписывает себе приговор, но придумать хоть мало-мальски достоверное враньё уже не мог.
— Потеряли? Потеряли три недели и новую разработку? Которая даже принадлежала не вам? — господин Нардинг повысил голос.