Архипелаги (СИ)

Тори решил подняться. Не смог. В шею, запястья и икры впились толстые ремни. Кожаные или тканевые — потому что мягкие. Тут его посетила, наконец, мысль, что для постели его ложе высоковато, да и жестковато. То есть он… на столе? Что за ерунда! Осознание этого факта заставило его выругаться. Ну, как выругаться: промычать нечто нечленораздельное про восточное отродье, матье его и мать Жаада его, чтоб им сгнить…

Тут он понял, что нога больше не беспокоит его, и даже, вроде, жрать захотелось, как лихорадка отступила.

Он попытался позвать кого-нибудь и потребовать объяснений. Но голос не слушался, вместо слов с губ срывалось коровье мычание.

Тори признался себе, что малость трусит. Убивать его, конечно, не станут, иначе бы не лечили. Но зачем привязали? Он подергался еще, насколько сил хватило, но все было бесполезно.

Чтобы как-то скоротать время, Тори стал думать о том, как вернется на руины Стэнвенфа за своим золотом. А после рванет в Алуму — пусть ему там лицо подреставрируют, глаз искусственный приладят. Он купит трость, обзаведется дюжиной черных перчаток, белыми рубашками. Закажет себе револьвер у мастеров из Берна. А после поедет смотреть мир. Ведь где он побывал за свои двадцать лет? В порту Стэнвенфа, в трущобах Стэнвенфа, в особняках Стэнвенфа. А в столице Западного архипелага — он еще летом прочел в газете — построили парк развлечений, с колесом обзора и смертельными качелями…

Зачесавшаяся пятка вернула его в реальность. Какие, к мистри, качели?! Он привязан, мать Творца за ногу, к столу. Нарытому простыней. Холодному железному столу. Тори напряг все силы, сжал зубы и потянул руки от стола. Ремни держали крепко. Кровь застучала в висках.

Раздался легкий щелчок. Он расслабился и повернул на звук голову. Высокий, слегка сутулый старик в белом халате, наброшенном поверх белого же мешковатого костюма, вразвалочку направлялся к нему от двери. Волосы старика напоминали хлопья серой ваты, острая бородка и тонкие усы придавали лицу хитрое выражение. На носу его красовались очки в золотой оправе. Он чем-то здорово напоминал Эвиного отца.

За стариком шла мрачная широкоплечая женщина, та самая, что ночью тащила его на носилках. Кожа ее была очень смуглой, почти коричневой, цвета хлеба, пережаренного в печи. Черные раскосые глаза сверлили Тори дырку во лбу.

— Добрый вечер, молодой человек! — склонился над столом господин в пенсне. — Как ваше самочувствие?

— Нлно, — только и смог выдавить Тори. — Зм вымна прзли?

— Марта, дорогая, — обратился старик к темнокожей. — Мы, кажется, перестарались с дозировками. Принеси-ка мой журнал.

Тори подергал рукой, вопросительно глядя на собеседника. Раз уж его вопрос не поняли, может ответят на жест?

— А-а-а, это… Чтобы вы не отказались от участия в эксперименте, — улыбнулся старик. — Вы, конечно, спросите, в чем он, собственно, будет заключаться?

Издевается, гад! Не будь Тори привязан… но он — был. Господин забрал у Марты толстую книгу, стянул простынь, которая накрывала Тори, и бросил ее на пол.

— Я буду делать из вас полумеханоида. Терять вам особо нечего — хуже чем сейчас уже не станет. Не волнуйтесь, вы не первый, технология, можно сказать, отработана. Предыдущие подопытные, правда, скончались, потому что искусственные части организм быстро отторг. Но у вас хороший потенциал: вы молоды и выносливы. Да и мы с Мартой многое переосмыслили.

— А ны слысын! — попытался заорать Тори, но вышло не лучше, чем при всех предыдущих попытках.

— А мы и не спрашивали вашего согласия. Мы немножко навели о вас справки, пользуясь вашим же собственным мозгом. Вы, Виктор Дименс, человек нехороший. И теперь еще и нездоровый. Но мы дадим вам шанс на совершенно новую жизнь! Марта, готовь столик.

Откуда старик знает, как его зовут? Как он навел справки, если Стэнвенф сгорел? А, наверное, узнал Тори по фото из газет. Становиться подопытным кроликом не улыбалось.

Нужно предложить им с Мартой денег! Много денег! Все деньги, которые у Тори есть, лишь бы он его просто подлечил и отпустил.

— Он хочет нам, мастер Ершеу, драгоценности отдать. Те, которые забрал у своего покровителя, — пробасила девица, закрывая свое лицо марлевой маской.

Тори закивал, и тут до него дошло, что смуглянка прочитала его мысли. Он сглотнул и снова дернул руками, но старик проткнул его кожу иглой чуть пониже локтя — и силы оставили Тори. Он безвольно обмяк, и даже палец не мог согнуть, сколько ни напрягался.

— Да не стоит, молодой человек, беспокоится. Я работаю ради науки, денег у меня достаточно, — произнес мастер. — Марта, передай мне метрик и резинки, приступим.

Они измеряли его и резали, только Тори ничего не чувствовал. Вращал себе глазами, следя за сменой инструментов в руках старика и его помощницы. Словно мозги его жили от туловища отдельно.

У этой Марты были удивительно аккуратные руки с длинными пальцами. А старик беззвучно что-то шептал себе под нос. Или просто шевелил губами.