А ещё меня гложет жадность за каждую серебряную монету, потраченную на еду и комнату в местном трактире, и это давит на меня едва ли не сильнее, чем нахождение в этом поселке. И пацанов я, вместо того, чтобы тащить к страже, ограбил и запугал, и даже не чувствую раскаяния, хотя они могут в следующий раз расправиться со слабым авантюристом, вымещая на нем свою злобу и страх.
Я вдруг очень четко осознал, что погряз в жадности. Что же со мной происходит?
Не знаю. Знаю, что меня тянет уговорить Глебоса отдать мне свиток, любыми путями уговорить. Потому, что я хочу обладать этой вещью, которая рассыплется после того, как её изучат, и на двоих точно не делится.
А ещё я понимаю, что не хочу меняться, не хочу опять становиться добрым и всепомогающим. Я мог много лет назад отказаться от своего эгоистического желания и не поддаваться искушениям. Я должен был вернуться к своим истинным ценностям истинного воина сразу, как в моем сердце поселился блеск золота, но теперь, чтобы стать таким, как раньше, мне придётся вырвать часть своей личности и не дать ей взрасти снова. А на такое я не готов. Не хочу.
Я повернул голову, опасаясь увидеть в глазах Глебоса жажду наживы, сродни той, что сейчас горела в моих глазах, но не нашёл её там.
— Заходим? — равнодушно спросил напарник. В его глазах я видел предвкушение приключений, азарт, но жадности и жажды обладания артефактом там не было.
Я даже почувствовал себя малость неловко. Ничего, жизнь его обтешет и наделит какой-нибудь слабостью, будь то алкоголь, женщины, трусость, жажда наживы или что-нибудь ещё.
— Да. Думаю, нам стоит зайти. Аккуратнее со статуями ангелов — как бы не оказалось, что они живы, и поставлены здесь, чтобы оберегать сокровище.
— Каких ещё «ангелов»? Хотя, не важно. Может, я лучше тогда сразу по ним ударю? — покачал перед собой секирой напарник. — Это проще, чем неожиданно оказаться атакованными.
— Этого тоже делать не нужно. Может, они в самом деле необычные статуи, но не нападут, пока не атакуем мы. Не нужно дергать дракона за хвост.
Мы медленно вошли в комнату и приблизились к постаменту. Убедившись, что нападать на нас никто не собирается, я использовал на артефакт оценку.
Кроме свитка, на постаменте были и рунные надписи с дополнительной информацией. Я нахмурился, глядя на рунную вязь, а потом начал переводить для Глебоса.
— "Свиток будет изучен, комната начнет разрушаться. Свиток выносить нельзя — опасность, стражи оживут, свиток сгорит. Прими дар, либо уходи".
— То есть, статуи действительно живые. Раздолбим этих крылатых людей?
— Зачем? Нет, погоди…
Мертвецы, мертвецы… Будь я попаданцем-прогрессором, создал бы какой-нибудь механизм для получения электроэнергии с помощью тягловой силы зомби. Но просветительской жилкой я не страдал. Да и был у меня показательный пример об опасности такого поведения — в будущем появится уникум, который решит использовать мертвецов в качестве тягловой силы для карет и повозок. Если бы этот гений не пошёл со своим предложением напрямую к городскому мэру, возможно, его бы даже послушали. А так — просто вздернули, во избежание экспериментов, и всё.
Кстати говоря, вне городов и крупных сел, на периферии, где все друг друга знают и дружат друг с другом, мертвецов всё-таки приспосабливали к делу. Мертвецам было побоку на физическую усталость, и сил в мертвых телах было — хоть отбавляй. Зомби служили в качестве неутомимых работников — их впрягали в ворот для подъема грузовых лифтов в шахтах, с их помощью перемалывали зерно в муку на мельницах. Кто-то особо бесстрашный, жалея коняшек, даже в плуг нежить умудрялся впрягать.