Архитектура для начинающих

Осеннее утро, желтый сквер, над ним геометрия многоэтажек. Люди спешат по делам. Мать ведет в школу своего взрослеющего сына, а он случайно замечает Нимфу. В игре свето-тени стволов и веток полуоблетевших деревьев – полувидимая девушка. В косых солнечных лучах абрис полуобнаженной красавицы, подвернувшей красивую, босую ножку. Она досадливо трет лодыжку, другой рукой держась за ствол рябины. Из одежды только чеканные украшения и волосы, черными кучеряшками рассыпанные по белым плечам, гибкой спине, едва прикрывают грудь. Нимфа никого не видит. Непонятно, как и откуда она здесь одна в такой час и в таком виде. Собственно, видит ее только мальчик, которого мама на ходу тянет за руку. На нем курточка, школьные брюки, сумка через плечо. Ему лет тринадцать. В свободной руке он держит сборник экзаменационных билетов, где на измочаленных углах страниц видны чернильные рисунки уходящей в небытие сказки.

– А если посмотреть внимательнее, то становилось понятно, что все деревья вокруг них – это тоже полусказочные персонажи. Полулюди, полу– что-то еще. Старый дуб, такой сурьезный, кряжистый мужичище с задумчивым взглядом. Хулиганского вида кусты и скромно-осуждающие Нимфу приличные девушки березки и липы. А солнце на самом деле не просто светит, а ловит Нимфу шелковой сетью. И непонятно, какой из двух миров более реален – тот, в котором мама ведет сына в школу, или другой, который никто, кроме сына, не видит. Но от этого он не становится ненастоящим. Он есть – этот мир, и они не видят нас, они живут рядом, не ощущая людей и их города, – рассказывая, Рита не заметила, как машина уже подкатила к вытянутой, гигантской коробке гипермаркета. – Эту картину написал мой дедуля, и она очень долго висела у нас дома, даже когда мы переехали в малосемейку. Можно сказать, что я рассматривала ее шестнадцать лет подряд и взрослела вместе с ней. Мы все рассматривали ее, и каждый видел нечто свое, помимо общего. Я думаю, мама с папой намного раньше меня заметили их собственное сходство с нарисованными персонажами. В разные годы они относились к ним по-разному. Мы даже менялись этим персонажным ощущением.

– Как это? – Ольга, наконец, обретает дар речи. Рассказ Риты захватил ее настолько, что она тоже не заметила, как успела довести машину по совершенно незнакомому маршруту до пункта назначения.

– К примеру, изначально Нимфа – это моя мама, какой увидел ее мой папа, которого его мама упорно вела по жизни в нужном направлении. Задумчивый дуб, это мой дед в период созерцания. А потом, гораздо позже, мальчик – это я, я вижу мир иначе. Вижу живые деревья, хулиганское солнце, а моя мама упорно ведет меня в «правильный» человеческий, где всё это только фантазии и глупости. Мой папа становится задумчивым, статичным дубом…

– А… Нимфа? – все же решается спросить Ольга. Любопытство перевешивает.

Рита грустно улыбается и пожимает плечами.

– Она не видит мальчика, она случайно здесь, проездом, мимоходом, и ей нет до этого мира никакого дела.

– Где сейчас эта картина? Я бы хотела ее увидеть.

На что Рита только отрицательно качает головой.

– Одна интеллигентная дама изодрала ее в клочья.

– Совсем? – удивляется Ольга и едва верит.

– В конфетти.

– В творческом экстазе?

– Если бы! В приступе праведного гнева.

– О, как!

– Картину нарекли дьявольской иконой, и в топку.

– Жуть!

– Не говори.

Ольга смотрит на Риту, Рита глядит в ответ. Мир вокруг странен, непривычен.