Архитектура для начинающих

– Арсен сказал, что он выехал. Наверняка двинется в офис, – покончив с завтраком, Ольга с Талгатом спускаются вниз. Мишкина машина все еще стоит во дворе в той же нелепой «позе», в которой бросил ее хозяин. Все, что сделала для нее вчера Ольга, это вытащила ключ зажигания и включила сигнализацию.

– Может, отогнать? – с сомнением предложил Талгат. – Поцарапают.

Кампински скользнула равнодушным взглядом по творению французского автопрома. Ее мысли гораздо сильнее занимал другой вопрос, более важный, чем безопасность Золотаревского «пежо».

«Как и что рассказать Рите? Наверняка, она уже в курсе произошедшего, но испорченный телефон и домыслы местных Шерлоков вселяют определенный ужас при прогнозировании, что именно она уже знает».

Сбивают с мысли пятна засохшей на асфальте крови. Ночью в темноте их не было видно. Когда возвращались позже, было не до разглядывания асфальта под ногами. Зато теперь во всей своей неприглядной правде жизни – ляпки, где Мишка с разбитым носом и Талгатом ходили по кругу. После место, где Ольга с Талгатом поднимали Золотарева, чтобы отвести в машину. Он в это время уже плохо понимал, что они хотят, упирался, отхаркивался под ноги, втроем они растоптали кровь подошвами…

– В офисе разговаривать с ним неудобно, – рассуждая о встречи с Мишкиным отцом, Талгат держит курс к Ольгиной ауди, оглядывается на хозяйку машины, не понимая, «чего она медлит». – Надо вызвать на нейтральную территорию.

Ольга же, как завороженный следопыт, продолжает читать знаки прошедшей ночи – здесь за Мишкиным автомобилем чернеет тормозной путь. Он рвал на приличной скорости. Память воспроизводит визг покрышек. Здесь – Талгат разбил ему нос…

– Уже не надо, – доносятся слова Исина со странным выражением в голосе. Ольга невольно поднимает глаза.

– Гора сама идет к нам, – кивает Талгат на осторожно въезжающий во двор минивен, ведомый Золотаревым-старшим.

Аккуратно, как во сне, Никита Михайлович припарковался под внимательными взглядами Ольги и Талгата.

«Я так и знал, что обоих здесь найду, – утвердительно хмыкнул внутренний голос, – преступников всегда тянет к месту преступления».

Он нарочито не спеша поднялся из-за руля, закрыл дверь машины, повернулся к тем, кто отправил его единственного сына на больничную койку.

– Я посажу вас. Обоих, – спокойно и негромко произнес Никита Михайлович. Померился взглядом с Ольгой, Талгатом, скользнул по засохшим кровавым следам ночной потасовки.

«Ну почему не Мишка накостылял этому московскому татарину?» – досадливо вздохнул тот самый невидимый, что живет где-то внутри сознания, и лениво удивился на спокойный Ольгин ответ.

– Скорее, мы вас, – негромко прозвучал ее голос. Она не двинулась с места. Даже не повернула головы. Просто продолжала смотреть на Никиту Михайловича чуть исподлобья, чуть искоса. Почему-то вспомнилась их первая встреча, когда эта сопливка палкой приложила Мишку, защищая свою черномазую одноклассницу, а потом плела что-то про отца-адмирала.

– Твоя мать тогда еще просила у меня денег на аборт, – Золотарев говорил тихо, так, чтобы стоящему дальше Талгату не было слышно. – Я пообещал ей просто усыновить. На том и договорились, но родилась девка.

Откровенничая, Никита полупрезрительно усмехнулся.

– Я тогда подумал, зачем я буду вкладываться в нее, если лет в восемнадцать она все равно уйдет, сменит фамилию и все, что я могу ей дать, преподнесет чужому мужику? – слегка прищурив по-старчески обвисшие веки, Золотарев внимательно наблюдает за Ольгой из этого «импровизированного» прицела.

Сложно сказать, чего он ждет. Какого знака, эмоции?

Ольга небрежно поводит плечами. Когда-то в дикой юности она достаточно слышала откровений и грязных подробностей об истории собственного начала от собственной же матери. Причем в таких словах и выражениях, от которых даже сам Золотарев-старший расплакался бы испуганным или обиженным ребенком.

– Теперь понятно, почему она орала тогда, что вы дважды от меня отказались, – равнодушно произносит Ольга, словно ей сообщили о позавчерашнем дожде в деревне Кукуево. – Но это уже все равно ничего не изменит. Никогда, – она не понимает, зачем он сейчас вновь вытаскивает на свет грязное белье пусть и кровных, но посторонних ему людей.

Никита Михайлович предостерегающе зыркает на шевельнувшегося в их сторону Исина.

– Стой там, где стоишь, сопляк!

Ольга тоже оборачивается к Талгату.

– Пожалуйста. Погоди, – она напряженно смотрит в глаза, пока тот не соглашается и не уступает.

– К чему сейчас эта лирика? – Кампински возвращается взглядом к несостоявшемуся отчиму-дяде. – Назад в утробу вы меня не засунете. К вашей фамилии я не имею никакого отношения. И того факта, что Мишка засранец, мое рождение тоже не изменит.

– Я понял, что ошибся, когда у тебя хватило глупости или решимости угрожать мне палкой, – хмыкнул Золотарев-старший. – Но сейчас все по-другому. Ты уже не просто замахнулась на моего сына. Ты едва не убила его, пусть даже руками этой татарской марионетки.