– Мама всегда готовит жаркое в горшочках, – компания расположилась в беседке. Отсюда открывается замечательный вид на перелески, меж которых петляет река. Над ними тихим, каминным пламенем багровеет закат.
– И один горшочек у нее всегда запасной для самого дорого гостя, – продолжает Рита. После «фирменной» наливки Пал Юрьича ее глаза заблестели. Бледность в лице, наконец, сменилась румянцем, голос стал громче, а реакция на происходящее непредсказуемой.
– Очень вкусно, – вежливо отзывается Ольга. Вопреки обещаниям, именно Рита становится причиной, по которой она чувствует себя неловко. Она вообще сегодня словно не в себе и при этом отчаянно пытается в себя вернуться, но лишь запутывается еще больше, как разноцветные шнурочки в игре-головоломке Пал Юрьича.
– Деда! Деда! А мож не так?! – возбужденно скачет рядом Соня. Оля тоже увлеклась не на шутку странной забавой. В прозрачном пластмассовом шаре переплелись двенадцать веревочек четырех различных цветов. Узел распутывается с помощью двигающихся ручек, которые находятся на внешней части шара. Вернее, распутываться должен…
– А если так? – азартно вертит предмет в руках Ольга, забыв о проблемах, заботах, странностях подруги. – Ваши студенты молодцы, Пал Юрьич, но они просто изверги!
Головоломка захватила всех. За этим иезуитским занятием время пролетело незаметно. Назад в Городок стали собираться уже затемно.
– Остались бы, – пыталась остановить дочь Диана Рудольфовна.
– Нет, мам. Отсюда завтра в сад мы не уедем, ты же знаешь, – зачем-то отказывалась Рита. Ольга могла бы и отвезти, и встать в любую рань, но молчала. Раз странная сегодня Рита так именно решила, значит, так тому и быть. Но уезжать Ольге не хотелось – это факт! Хотелось еще хоть немного остаться в семейном/душевном тепле. Признавая неожиданно удивительную потребность – «Так вот чего мне не хватало, оказывается! Таких вот семейных посиделок!»
«Или детей?!» – тихо-тихо, почти с ехидцей, спрашивает внутренний провокатор. И Ольга очень странно чувствует это его «почти».
– А у вас очень хорошо. Спасибо, что вытащила меня! – очень искренне произнесет она позже, ведя машину по ночной дороге назад к Городку.
Рита притихла на заднем. У нее на руках спит дочь. Отсветы фонарей вдоль трассы мягким матовым светом касаются их лиц, и весь огромный мир вдруг съеживается до этих трех сердец, бьющихся сейчас в одной тональности.
– Пожалуйста, – отвечает Рита. В ее приглушенном голосе Ольге слышатся непривычно-странные нотки. Такой она ее еще не видела, не чувствовала за все недолгое время знакомства. Такой она сама себя еще ни разу не ощущала – отчаянно счастливой и несчастной одновременно. Как у Чехова – и то ли цветов, то ли зарезать кого-нибудь. Знать бы еще, почему?
Машина петляет в лабиринте безлюдных улиц частного сектора, Ольга знает их лучше, чем свои пять пальцев. Здесь она жила когда-то…
– Останови там, на взгорке, – просит Рита. – Дальше не проехать, соседи трубы меняют.
Чувствуя, как кровь ударила в виски, Ольга останавливает машину у крайнего дома.
– А знаешь, кто здесь… – ее голос тонет в возне на заднем сидении. Выйдя из машины, Рита не хочет будить Соню, устраивает ее на руках.
– Созвонимся, – полушепотом. – Спокойной ночи.
Совсем как Рита, кусая губы, Ольга смотрит вслед торопливой фигуре. Она не успела сказать ей о том, что в этом самом «крайнем» доме прожила всю свою юность, что…
Обойдя машину, Ольга оглядывается назад. Темная, странная фигура женщины, несущая на руках ребенка, торопливо удаляется в ночь. Здесь столько всего было… И это тоже неудобная тема. Да и не важная, что-то другое проходит мимо! Ускользает между пальцев, между… никак не пойму…
Легкой паутиной ложатся на руки подозрения. – «Здесь половина улицы Золотаревых. Разве Рита не может быть одной из них?»
Теоретически – вполне, а по факту?
Ольга категорично растирает подозрения в пыль – только этого не хватало!
«Никак этого не может быть – она другая! Она…»
С женщинами не бывает все просто. В нас слишком много неясностей, чувств, одной нам известной логики, зачастую необъяснимой, выросшей из интуиции, неподвластной математическому расчету.
– И что я сейчас-то здесь делаю??? – Ольга стоит одна в темноте, у крайнего дома, где видят десятый сон ее старики. Где полно ее детских фотографий, а калитка помнит последний, тихий, прощальный стук. Где девочка, чуть старше Ритиной Сони, все обещала себе Ленинград. Где ее больше нет, есть лишь память, идеально отполированная чужим временем.
В непонятном волнении Ольга поднимает к звездному небу глаза – неужели опять бежать, как той Лоле? Но, от чего? От кого?
«От себя не убежишь», – отвечает своим мыслям Рита.
– Ты с ума сошла? – Мишка суетливо берет Соню из ее рук. – По ночам шляешься!
– Тяжелая стала, сейчас отвалятся, – устало выдыхает женщина, встряхивая освобожденные от ноши кисти рук. – Неси в спальню. Я там ее раздену.
Через полутемную гостиную он идет к лестнице на второй этаж.
– Заночевала бы у матери, – Золотарев оглядывается на идущую следом жену. От обеих пахнет костром и автодезодорантом. – Вы вообще на чем?