– За все эти годы я ни разу не спрашивала тебя «где ты шлялся?», не устраивала сцен, не шпионила, – перечисляет Рита, а затем добивает. – С самого начала я говорила тебе – ОТВАЛИ, ЗОЛОТАРЕВ! Тебе нужна другая!
Они смотрят друг другу в глаза и тяжело дышат.
Он первым отводит взгляд, трясет головой, пытаясь прогнать похмельную муть, но лишь усугубляет. Мир ходит ходуном, заставляя желудок тошнотворно сжиматься.
– И что теперь? – спрашивает он. Что-то в голосе Риты, в ее взгляде, в ее проснувшихся из небытия чувствах говорит ему о том, что неспроста она «гуляла в полях» всю прошлую ночь.
До смешного – ему было бы во сто крат легче, если бы она как нормальная, стандартная баба перепихнулась бы где-то там с кем угодно, чтобы отомстить, но нет! Она ведь действительно просто гуляла, и ни один, даже самый задроченный кобель, ей не встретился! А если встретился, то наверняка упал ниц от нимба святости, короной венчающий сумасшедшую голову!
– Я не решила пока, – доносится до его сознания голос Риты. Из холодильника возникает сыр, лечо, в воздухе разливается запах лайма. Мишка видит в окне за Ритиной спиной – к ним вразвалочку идет отец.
«К черту!» – мысленно открещивается от малоприятной перспективы общения с родителем и стремительно (как может) исчезает в направлении душа. Полицейским свистком ему вслед вскипает чайник.
«И что теперь?» – мысленно повторяет Рита вопрос мужа, и Ольги, и свой собственный. Вслух она вежливо, дежурно приветствует свекра. Никита Михайлович хмуро кивает, смотрит с плохо скрываемым раздражением.
– Мишка где? – голос лишь усиливает это чувство.
– В душ пошел, – с улицы, через открытое в сад окно, Рита слышит детские голоса, заливистый Сонькин смех. Он должен бы приносить радость, но вопреки этому, шиповаными веригами стискивает душу и приносит только острую боль.
– Мне нужно поговорить с тобой, – бурчит Никита Михайлович. Рита отвлекается от своих мыслей, поднимает глаза на отца мужа. Вспоминает первое впечатление о свекре – он интересен воспетой мужской красотой – грубо слеплен, надежен, как скала, и буквально излучает волны всесильности и спокойствия (относительного). Он царь и бог в собственноручно созданном мире. Его слово закон, мнение непререкаемо, решения эпохальны и сомнению не подлежат.
– О чем? Я вас слушаю, – негромко отвечает маленькая женщина. В уголках ее глаз залегли тени бессонной ночи. Никита Михайлович читает их в соответствии с собственными представлениями о мироустройстве – шлялась!
Масло в огонь подливают поза Риты, движения спокойно-расслабленой довольной самки, появившиеся в ее арсенале сравнительно недавно. Дров подкидывает осознание необходимости вести гадский, мерзкий Никите разговор. Поэтому он особенно груб и прямолинеен.
– Я убью тебя, если хоть одна падла заподозрит моего сына в том, что жена ему изменяет – рубит с плеча.
– Вот так сразу? – удивляется и не удивляется Рита. Для нее никогда не было секретом отношение свекра и свекрови – она не достойна их чудо-сына.
«Впрочем, как и любая другая, бывшая бы на моем месте, должна была бы денно и нощно безропотным/беззаветным поклонением доказывать/благодарить мужа за право носить его фамилию и принадлежать его семье». – Рита не хотела, но в ответном свекру взгляде досталась язвительная насмешка, неприкрытая издевка: – И с чего вдруг такие речи?
– Не все такие идиоты, как мой оболтус, – злобно рычит Никита Михайлович, еще контролируя бешенство, но уже из последних сил (она всегда выводит его из себя, эта Мишкина зазноба!).
– Ты знаешь, о чем я, – мужчина давит взглядом.
«Он действительно знает?..» – озадаченно вспыхивает догадка в сознании Риты. – «Действительно или знает?»
– Я отдам ему вести новый проект, – довольный молчанием притихшей невестки, веско продолжает Никита Михайлович. – Он станет первым человеком в нашем Городке, и ты должна вести себя соответственно. Следовать за ним, увозить с пьянок, а не шляться в это время…
– Ах, вот оно, что! – не выдерживает, нервно смеется Рита. – Вы боитесь, что мое место займет Джамала? Она опять не спала и таскалась за ним всю ночь?
С резким стуком Никита бьет кулаком по столешнице, отчего на столе подпрыгивают тарелки, приборы и чашки.
– Заткнись, женщина! – Никита сжимает и разжимает кулак. – Ты где шаталась после банкета, а?
– Это не его проект, – твердо глядя в глаза, отвечает Рита. – Это проект Ольги… (голос предательски вздрагивает) Кампински.
Никита Михайлович шумно выдыхает, и первые слова его звучат почти мирно, разгоняясь в негатив лишь к концу тирады.
– Она всего лишь архитектор. Вести стройку здесь будет мой Мишка. И не дай бог, хоть одна собака посмеет из-за тебя ткнуть в него пальцем, – он пальцем указывает на Риту, она твердо смотрит в ответ. В напряженной повисшей тишине слышен шум из глубины дома, шаги. Никита Михайлович со вздохом убирает руку и взгляд, становясь большой, темной скалой над растерянной маленькой женщиной.
– Бать? – произносит Мишка. Он стоит босой, вымытый, с обернутым вокруг пояса полотенцем. – Чего это здесь?