Архитектура для начинающих

Я и Высшие силы.

Они взаимосвязаны и перетекают один в другой.

Глупо стыдиться перед собой за собственное тихое счастье. За, наконец, открытую полноту жизни. За осознание и принятие себя такой, какая есть. Созданной по «образу и подобию».

…значит, Бог вовсе не старый мужчина с окладистой бородой, а женщина-лесбиянка, проповедующая чувственность?

Или Богов много, или он/она просто бесконечно многогранны?

«Если смысл жизни только лишь в выполнении твоих заповедей, то почему они не дают мне чувства покоя и тихого счастья, которые я ощущала рядом с ней?»

«Может быть, потому что это вообще не смысл жизни, а просто свод правил?»

«Как ПДД, например».

«Неужели тебе действительно небезразлично, кого и как я люблю? Кто отвечает мне взаимностью, и как она проявляется?»

«По-моему, это чушь полная».

«Твои евангелия писали люди. И писали так, как им это было удобно».

«Часто мне кажется, что они просто врали».

«И почему рождение всего, чего угодно – это твой промысел и творение, и только рождение человека – результат греха?»

«Я не грех, Господи – я ведь образ твой?»

Рита качает головой. – «Наша песня хороша, начинай сначала».

«Почему любовь ко всему в мире – это благо, а любовь женщины к женщине – преступление?

«Вопреки логике я не могу ненавидеть ее, я люблю ее».

«И зачем я сейчас развиваю глобальную философию? – только лишь для того, чтобы не признаваться себе – она не любит меня и не любила».

Прозвучавшая истина уравнивает внутренний спор.

Ответ найден, назван.

Платье липнет к влажному телу, стесняет движения, но голышом совершенно точно до дома не добраться, поэтому придется потерпеть.

«Мы красиво встретились. Нам обеим жизненно нужна была эта встреча. В результате я родилась заново, я обрела себя и целый мир, а ты? – не оглядываясь, Рита снова идет вперед, как прошла всю истлевшую ночь. – Наверное, тоже что-то вынесла. Вон, проект какой отгрохала! Надеюсь, я себе не льщу и не пытаюсь примазаться к твоей гениальности…» – с грустно-ироничной улыбкой Рита идет через поле к затерянной остановке х-километр. Над ней торжественно поднимается солнце.

– Я люблю тебя во всем земном великолепии, – говорит пролетающим мимо птицам, жучкам и стрекозкам. – Это странное чувство, живущее во мне с тех самых пор, называется именно так. Оно безгранично, как вселенная. Оно живое, как душа. Оно разное и оно дышит тобою вместе со мной…

Полупустой дачный автобус принимает на свой борт безбилетную пассажирку. Оглядев Риту с босых ног до влажной кучерявой головы, шофер усмехнулся своим каким-то мыслям и кивнул назад, мол, заходи.

«Я люблю… – пряча глаза, Рита занимает пустое сидение у окна, а потом одним взглядом заполняет необъятное синее небо. – Теперь это знаю точно, как и то, что никогда не смогу быть с тобой».

Прокатившись окольными путями, Мишка с трепетным облегчением проехал по родной с детства улице, загнал машину во двор и успокоился лишь тогда, когда плотно закрыл за собой стальные ворота.

«Изотова не пройдет!»

Пробежав по дорожке, он толкнулся в запертую дверь, удивился, восстановил равновесие и огляделся – тишина.

Колокол в голове, притихший на побег от Катьки, вдарил с новой силой.

Стиснув зубы, Мишка слез с крыльца, обогнул веранду и поплелся по узенькой дорожке, соединяющей его собственный дом с домом родителей.

Здесь дверь приветственно распахнута, на крыльце полно мелкой детской обуви, а из глубины комнат слышны родные и любимые голоса.

Мать, отец, сестра, располневшая после рождения троих детей, между ними горох племянников с родной горошинкой Сонькой.

– Папа голый, – она тщательно выговаривает слова. Вся одежда Михаила – это подвернутые до колен брюки. Дети хихикают, взрослые отправляют их в сад.

– Ты… где спину-то так ободрал? – удивляется Света.

– А Ритка где? – ищет глазами жену Мишка. – На работе, что ли?

– Воскресенье сегодня, какая работа? – бурчит мать. – У тещи твоей она, на дачах, вчера еще осталась.

– Вчера? – Мишка прокручивает ленту воспоминаний. – После банкета?

Отец угрожающе поднимается и недвусмысленно наступает.

– Иди приведи себя в порядок, после поговорим. О тебе, о Рите, о Вере Семеновой, – не слушая объяснений сына, он грозно рычит. – В баню! Я сказал.

Сбегая от отца, Мишка успевает заметить мелькнувшее в дверном проеме собственного дома синее платье жены и нехорошее, злое чувство, словно взболтанный, мутный осадок, вновь поползло вверх, к голове.

Вера застыла на пороге. Ольга мазнула заспанным взглядом и отступила в глубь квартиры, роняя:

– Заходи, чего уж там?

Тень кляксой вытянулась на полу, лениво поползла за хозяйкой.

– Ты подралась с кем-то? – удивление мешает женщине быстро справиться с замком. Она успела заметить уже слегка припухшие ссадины и царапины на Ольгиных плечах, спине и застряла в прихожей с этой дурацкой дверью.

– Нет, – отвечает с кухни временная хозяйка данной квартиры. Нагнав Ольгу, Вера еще раз окидывает внимательным взглядом «безобразие», задумчиво озвучивая, что – «на кхм… тоже не похоже…»

– Дама знает толк в БДСМ? – криво усмехается первая. Босиком, в майке и плавках, лохматая, заспанная, потрепанная какая-то.