Архитектура забвения. Руины и историческое сознание в России Нового времени

Сюжет романа Загоскина построен вокруг влюбленности Рославлева в Полину, молодую женщину, недавно вернувшуюся из Франции. Она обещает выйти за него замуж, но при этом холодна и постоянно откладывает свадьбу по загадочным причинам. После вторжения французов мать Полины ставит Рославлева перед жестким выбором: либо он женится на Полине, отказавшись при этом от службы, либо поступает на службу в армию и откладывает свадьбу до конца войны. Преданный долгу герой отправляется на войну. Тем временем семья Полины предоставляет кров нескольким пленным французам, и среди них оказывается офицер, в которого Полина была втайне влюблена, живя во Франции. Приходит ложное известие о том, что Рославлев убит в сражении, и Полина выходит замуж за француза (драматическая сцена свадьбы происходит ночью), становясь предательницей своей отчизны в глазах многих окружающих, включая и Рославлева, который прибывает как раз к концу бракосочетания. В романе Загоскина Полина изображается по преимуществу с внешней точки зрения и производит впечатление бледной романтической героини, неспособной подняться до понимания всей серьезности исторической ситуации. В конце ее ждет «наказание»: она умирает за границей в одиночестве, оставленная всеми.

Пушкинский рассказ ведется от лица сестры Рославлева, подруги Полины, и явно направлен на реабилитацию главной героини. Полина скучает в светском обществе, она полностью погружена в литературу французского Просвещения. Когда летом 1812 года в Москву прибывает мадам де Сталь, Полина испытывает глубокий стыд за неспособность своих соотечественников из числа светских людей соответствовать этому событию. Видя их неучтивое поведение в присутствии гостьи, Полина отзывается о них как об «обезьянах Просвещения» и «светской черни»[230].

Явно скучая, мадам де Сталь снисходительно роняет перед своими собеседниками каламбур, но, заметив отвращение, которое вызывает эта сцена у Полины, решает с ней подружиться. Русское общество накануне наполеоновского вторжения описывается как поверхностно бонапартистское. Только после того как Наполеон начинает Русскую кампанию, в моду входит патриотизм, однако, несмотря на все разговоры о самопожертвовании, светские люди «стали проповедовать народную войну, собираясь на долгих отправиться в саратовские деревни»[231]. Пораженная этим лицемерием, Полина бросает вызов обществу, разговаривая по-французски, в то время как пользоваться языком Расина сделалось крайне непатриотично. Обретая уверенность в себе, она начинает пропагандировать роль женщин в создании общественного мнения, указывая на пример мадам де Сталь и втайне мечтая стать новой Шарлоттой Корде. Она пристально следит за военными действиями и, несмотря на то что искренне отождествляет свою судьбу с судьбой России, влюбляется в сдержанного и благородного пленного французского офицера, с которым много и серьезно спорит по вопросам войны. Узнав, что ее соотечественники подожгли Москву, Полина восклицает с облегчением: «О, мне можно гордиться именем россиянки! Вселенная изумится великой жертве!»[232]

В переосмыслении Пушкиным образа Полины звучит мысль о том, что всестороннее воздействие просветительской идеологии в действительности и было причиной истинного патриотизма героини. Противоречие между российскими и просветительскими ценностями, выдвинутое на первый план Загоскиным, исчезает. На фоне пустого патриотизма российского высшего общества Полина выглядит убедительно и обретает собственный голос. К тому же Пушкин отвергает гендерные стереотипы своего времени: его Рославлев, типичный денди, способен только разочаровать Полину, отправляя с театра боевых действий легкомысленные послания, решив, что женщин не могут интересовать серьезные военные вопросы. Напротив, мадам де Сталь и французский офицер всегда готовы обсуждать с Полиной серьезные вопросы. Патриотизм героини заходит так далеко, что она велит сестре Рославлева не принимать близко к сердцу известие о смерти брата: «Он счастлив, он не в плену – радуйся: он убит за спасение России»[233]. Разумеется, мы не можем утверждать, что эта проповедь самопожертвования выражает одобрение Пушкиным московского пожара. Однако в тексте находятся аргументы в поддержку этого предположения: рассказчица, сестра Рославлева, поддерживает эту точку зрения, восхваляя пожар и возвеличивая его до «мысли тогдашнего времени, столь великой в своем ужасе, мысли, которой смелое исполнение спасло Россию и освободило Европу»[234]. Не вызывает сомнения, что, несмотря на тщательное сокрытие идеологии за масками рассказчиков, в намерение Пушкина входило снять с Просвещения обвинения в причастности к наполеоновскому вторжению и его последствиям.

* * *