Кульминация стиля барокко в европейской архитектуре, вероятно, была достигнута в середине XVII в. в Риме. Здесь возрожденная уверенность папства, которое с триумфом выдержало удары Реформации, нашла свое выражение в великолепной религиозной архитектуре Бернини, Борромини и Пьетро да Кортона. Бернини, в частности, использовал театральные приемы и барочные техники иллюзионизма, чтобы перенести эмоции зрителя в более духовную плоскость, раскрывая основные тайны католической веры. Успех таких эффектов требовал сильной заинтересованности со стороны мецената, архитектора и зрителя. В Венеции в религиозной жизни города долгое время присутствовал определенный скептицизм из-за тесных связей города с протестантским миром. Такое здание, как Салюте, безусловно, было смелым выражением уверенности в себе со стороны Венецианской республики, Но Лонгена не мог рассчитывать играть на эмоциях зрителя, как это делал Бернини в Риме. Кроме того, мистическое качество в архитектуре Бернини было тесно связано с иезуитским мышлением – подобный подход прослеживается в «Духовных упражнениях» Игнатия Лойолы – а иезуиты были изгнаны из Венеции на большую часть XVII в. Из-за подозрительности венецианцев к подобным эмоциональным манипуляциям Лонгена не пытался создать экстатические, бесплотные видения. Он просто принял те характеристики архитектуры барокко – широкие городские просторы, ощущение света и пространства, а также наслаждение театральными эффектами, бывшие наиболее близкими венецианским чувствам. К ним он добавил смелые, динамичные формы, лучше всего выражавшие самодовольные амбиции его покровителей. В следующем веке новое интеллектуальное самосознание с его акцентом на контролируемое, рациональное мышление должно было положить конец этому напыщенному, пышному стилю.
Глава VII
Палладианство и неоклассицизм
К концу XVII в. традиционный баланс венецианского общества начал меняться. Состояние патрицианского сословия уменьшалось с каждым поколением, поскольку наследство постепенно делилось на много частей. Запрет браков с богатыми недворянами, нежелание заниматься мануфактурным производством, отвлекающее от работы на дипломатических и государственных должностях, а также потеря средств от рискованных торговых предприятий – всё это отодвигало представителей старой венецианской знати с места богатейшего сословия, хотя они по-прежнему обладали политической властью. Их численность также неуклонно сокращалась: к 1797 г. патриции составляли лишь около 3,2% населения города, в то время как в 1520 г. их было около 6,4%. Как следствие, лишь немногие из важных меценатов-строителей теперь принадлежали к древней венецианской аристократии. Некоторые были недавно приняты в дворянство, которое наконец-то стало принимать чужаков в обмен на крупные вклады в государственные фонды, сильно истощенные войной, а другие были состоятельными представителями класса горожан. К этому времени, как мы уже видели, наиболее выдающимися заказами мирян были не общественные здания и не дворцы знатных старых дворянских семей, а фасады церквей или учреждений, расположенных на видных местах, строительство которых финансировалось частными лицами, желающими оставить неизгладимый след на венецианской сцене.