Архив

— Не позволю! — Мирошук поднялся на ноги. — Вы вот что, Колесников… Не забывайтесь, вот! Ясно? Если у вас нелады в отделе, расхождения с руководством, так и скажите! А не топчитесь трусливо вокруг да около.

Колесников усмехнулся и сощурил глаза, словно решая — говорить, нет?

— Это вы о чем, Захар Савельевич? — начал он ерническим голосом. — Вы меня просили перед собранием куснуть Тимофееву. Пользуясь историей с документами из сундука. Обещали поддержку, если Тимофеева встанет на дыбы! — сейчас Колесников не выбирал слов.

Но сказанное довольно точно рисовало нрав Софьи Кондратьевны Тимофеевой, и многие засмеялись.

Мирошук коленями едва не опрокинул стул. Сплюснутое с висков лицо, казалось, еще более стянулось, проявляя темные, разновеликие глаза. Он достал очки, руки заметно дрожали.

— Да, — проговорил он, сдерживаясь. — У меня есть некоторые расхождения с Софьей Кондратьевной, которую я уважаю за деловые качества… Да, да! Тише, дайте сказать! — поднял он руку. — Уважаю. И она это знает… Что касается характера Тимофеевой, что же делать, если он мне не нравится, — Мирошук примолк, обвел взглядом зал. — Не отрицаю, я имел с вами разговор… без свидетелей. Но речь шла о разумном использовании найденных вами документов. О целесообразности организации нового фонда. И в этом я обещал вам поддержку. Но без всяких условий…

Колесников криво ухмыльнулся, но промолчал.

— Да, без всяких условий! — отчеканил Мирошук. — Кстати, товарищ Шелкопрядов лично присутствовал, когда, еще в кабинете, я впервые заговорил с вами об этом.

Порученец кивнул, мол, верно, присутствовал.

— А вы, Евгений Федорович, — надо отдать вам должное, — хорошо потрудились, судя по письму. Небось подняли досье многих сотрудников… Кто, как, на что живет… Любопытно… Интересно, сами? Или кто вам помогал? — невзначай бросил Мирошук.

И надо ж так случиться, в этот момент Колесников смотрел на Анатолия Брусницына… Он даже и не врубился в вопрос директора, он увидел, как раскрылись в ужасе глаза Брусницына и поплыли к нему над выжидающим залом. Он видел, как Брусницын тихонько поводил головой из стороны в сторону.

— Если честно, Евгений Федорович? Кто? Так хорошо знать ситуацию в архиве! Не думаю, что вы лично так любопытны. Тем более там, в своих пещерах хранилища, — все дожимал Мирошук.

А глаза Брусницына, казалось, вот-вот лопнут, подобно воздушным шарам.

— Нет, я сам, — промямлил Колесников. Он посмотрел в сторону Чемодановой и уловил усмешку. Ей-то Колесников рассказал все, тогда, в комнате, перед расставанием. Он и затеял всю возню с письмом по настоянию Брусницына, действуй, мол, так и пропадешь в архиве со своей сотней рублей в месяц. Под лежачий камень вода не течет.

— Позвольте, Захар Савельевич, — Шелкопрядов поднялся, а мог бы и сидеть, так он казался выше. — Я в порядке замечания…

Доброй улыбкой он накрыл зал, словно теплым одеялом в сырую погоду. И голос его звучал проникновенно, хоть и пискляво.

— Друзья. Конечно, история не из приятных, но что делать, друзья? К сожалению, сотрудники архива относятся к категории низкооплачиваемых. Понимаю, это унижает достоинство. А во всем виноват кто? — Шелкопрядов выдержал шутливую паузу. — Петр Первый! Это он в тысяча семьсот двадцатом году утвердил «Генеральный регламент», учредил систему архивных приказов и установил скудное денежное довольствие чинам архива.

— И с тех пор ничего не изменилось, — бросили из зала.

Шелкопрядов понял, что его занесло не туда, шутка не удалась.

— Почему же? — развел он короткие руки. — Изменилось кое-что… Я к чему, товарищи? Конечно, мы делаем все, чтобы поднять престиж архивистов, улучшить как-то материальное положение. Но страна пока не располагает. Надо переждать. Готовится реформа, надеюсь, что-то изменится в архивной жизни, — он доверительно повысил и без того свой писклявый голос. — Видать, крепко замесил государь император Петр Алексеевич.

Люди молчали, не реагируя на шутку.

— Петр, Петр! — вдруг послышалось из середины зала. — Тогда не надо было делать революцию. Если все как при Петре.

— Че-во-оо? — переспросил Мирошук. — Кто это там? С таким пылом.

— Я! — Тая поднялась со своего места.

Чьи-то руки ее тянули назад, к сиденью стула. Она отбивалась.

— Кто такая? — вглядывался Мирошук. — Из какого отдела?

— Я студентка, на практике… Хочу сказать, что Колесников во многом прав. Конечно, у него характер, — Тая яростно обернулась к соседям. — Отстаньте вы от меня! Мое дело!

— Дайте сказать человеку! — зашикали со всех сторон.

— Именно! Дайте сказать человеку, — поддержала Тая сама себя и выпрямилась. — Я знаю, как многие относятся к Колесникову. А он не чокнутый, он ребенок, да, да. Большой ребенок и наивный, как… декабрист. Извините меня. И еще он хорошо знает свою работу. И надо его поддержать, — она умолкла, смутившись вдруг своего порыва.

— Все? — спросил Мирошук. — Тогда сядьте, без вас разберемся.