Архив

– Господь с вами! – вскинулся Глотов. – И в мыслях не было! Это я так, для красного словца. Сравнительный анализ, так сказать. Исключительно о себе. Ибо я и есть то самое русское недоразумение, носимое Лихом по свету. Что должен уметь всякий культурный и образованный человек? Как вы, например. Опять же, только в целях благопристойного для вас сравнения. Петь, танцевать, музицировать, рисовать, стрелять, фехтовать, волочиться за барышнями, изъясняться хотя бы по-французски, а по-русски – поддержать светскую беседу, письма писать, молиться… Так вот, ничему этому я не обучен, ничего не умею, да и не хочу. Поздно. Даже обучусь, и что? Всё равно никуда не пригодится. А если к этому добавить, что я неказистый, как видите, некрасивый, уже немолодой человек, памяти никакой, ремеслам не обучен, в искусстве и науке профан, политику не понимаю… Хотя всем говорю, что лучшей политики, чем есть, и быть не может. И даже могу в том дать клятву. Нет-нет, я не совсем уж какой самый последний отброс общества, я полезный, в некотором роде, его член. Но я и не дамский угодник, не компанейский человек… Шармом и обаянием, как изволите видеть, от меня не пахнет. Короче, хам, быдло. Как я себя? Портфеля и велосипеда нет. Угла своего тоже. Жены нет, детей нет, друзей и врагов… Никого нет. Родственники? Какие-то есть. Но всё равно что нет. Не знаю, кто они, сколько их, где они и зачем. Мать не помню, отца моего, Демьяна Алексеевича, ваш брат покойный третировал всячески за ослушание, и правильно делал. Батюшка за честь почитал служить ему… А у меня и этого не было. Даже бить меня никто не хотел. Словом, ненужная я и зловредная на белом свете частица. Лучше всего было бы меня враз уничтожить, чтоб без следа и без дыма. Вот как вы давеча – раз, и в овраг!

– Что же, у вас и дамы сердца нет никакой? – спросил Суворов, чтобы хоть как-то столкнуть Глотова не в овраг, так на другой предмет.

– Дамы – нет. Так, бабенка одна… – ограничился собеседник скупой информацией и вновь вернулся к себе. Чем меньше человек, тем больше он о себе говорит.

Уже в городе Глотов сказал совсем другим тоном, не предполагающим лишних вопросов:

– Не имеет смысла тянуть резину. Чем скорее отдадите, тем скорее решится. Я готов дать расписку, хоть кровью, что больше не стану обременять вас и нарушать ваше спокойствие.

«Да он не лишен интеллекта», – подумал Суворов.

– Поймите и меня, – продолжал Глотов. – Я, как узнал о вашей… тайне, сам лишился покоя. Но я джентльмен, а не бандит с большой дороги. К тому же тоже из приличной семьи.

– Вы не боитесь за себя? – спросил Суворов.

– Я боюсь за вас, – ответил Глотов, свысока посмотрев на Суворова. Он на всё глядел с высоты своего низкого происхождения.

– Это внушает оптимизм. Хорошо, запишите телефон.

– У меня он есть.

Когда Суворов подошел к своему дому, он поднял голову, точно кто окликнул его, и увидел в небе ту самую луну. Наполненная бледным светом, полная луна плыла над землей. От луны исходило сияние, заметное тогда, когда она скрывалась за тучей или за крышами домов. Сквозь скорлупу луны просвечивал темный зародыш, напоминающий часть глобуса с Азией, Европой и Африкой. Казалось, луна вот-вот разродится новой луной и новым подлунным миром, который будет светлее и совершеннее старого.

Суворову приснился Глотов, милиционеры, горящий архив… С утра он едва не уехал в Перфиловку. «Вытащу всё во двор, – думал он, – оболью керосином и сожгу». Георгий Николаевич представил, как горит архив, и тут же увидел, что это сгорает он сам. Он машинально раскрыл папку, где среди прочих бумаг был набросок портрета полководца Суворова, и вздрогнул. Александр Васильевич смотрел ему прямо в глаза и – презрительно улыбался!

XXIX

– Как интересно, – сказала Ирина Аркадьевна, – я думала, у него просторный дом, большой сад, но он верен себе и в малом.

– В малом? – Суворов остановился. – Гляньте, какой отсюда открывается вид.

– Может, не пойдем сегодня на море? – жалобно попросила Надя.

– Надо купить простокваши, смазать ей плечи.

– У меня есть мазь от ожогов, – Суворов вспомнил о баночке, что дала ему Адалия Львовна. – Так в чем малом он верен себе, Ирина Аркадьевна?