Архив Буресвета. Книга 1 : Путь королей

— Что бы ты сделал по-другому? — спросил Адолин. — Перестал добиваться лучшего для всего Алеткара? Уподобился Садеасу и остальным? Нет. Отец, я бы этого не хотел, какие бы выгоды мы ни получили. Вестники свидетели, я сожалею о том, что мы позволили Садеасу обманом завлечь себя сюда, но я не стану винить тебя в его вероломстве.

Адолин подался вперед и схватил Далинара за покрытую броней руку:

— Ты был прав, следуя Заповедям и пытаясь объединить Алеткар. А я был дураком, потому что мешал тебе на каждом шагу по это­му пути. Возможно, если бы я не отвлекал тебя столь усердно, мы бы предвидели, что этот день наступит.

Далинар потрясенно моргнул. Адолин и впрямь только что сказал все это? Что с ним произошло? И почему он заговорил так имен­но сейчас, в преддверии величайшего из всех промахов Далинара?

И все же, когда слова были сказаны, князь почувствовал, как его угрызения совести испаряются, словно их сдувают крики умирающих. Поддаваться такому чувству — чистое себялюбие.

Мог ли он измениться? Да, мог быть осторожнее. Мог остерегать­ся Садеаса. Но отказался бы он от Заповедей? Стал бы таким же безжалостным убийцей, каким был в юности?

Нет.

Имело ли какое-то значение то, что видения подтолкнули к ошиб­ке по поводу Садеаса? Стыдился ли он, что принял его за другого человека, опираясь на них и на то, что узнал из «Пути королей»? Последний краеугольный камень внутри его встал на положенное место, и он понял, что больше ни о чем не тревожится. Смятение про­пало. Он наконец-то знал, что следует делать. Больше никаких вопро­сов. Никакой неуверенности.

Он подался вперед и схватил Адолина за руку:

— Спасибо.

Адолин коротко кивнул. Далинар видел, что его сын все еще злится, но последует за ним, а истинная преданность командующему­ проверялась как раз в те моменты, когда битва оборачивалась против него.

Они разжали руки, и Далинар повернулся к стоявшим вокруг солдатам.

— Пришло время сражаться, — сказал он, повысив голос. — И мы будем это делать не потому, что алчем людской славы, но ­потому, что все иные пути хуже. Мы следуем Заповедям не потому, что они приносят выгоду, но потому, что питаем отвращение к тем, в кого превратились бы в ином случае. Мы остались одни на этом поле боя, потому что мы такие, какие есть.

Кобальтовые гвардейцы, стоявшие кольцом вокруг Далинара и Адолина, один за другим начали поворачиваться к нему. Позади них сплотили ряды резервные отряды — в глазах у всех застыл страх, но лица были решительные.

— Смерть настигает всех людей! — кричал Далинар. — Что есть мера человека, который ушел навеки? Богатство, собранное им и став­шее причиной ссор между наследниками? Слава, полученная им и передаваемая из уст в уста теми, кто его убил? Высоты, куда он вознесся благодаря случайности? Нет. Мы сражаемся здесь, потому что понимаем: конец у всех один. Различен лишь путь, по кото­рому следуют люди. Впервые познав вкус своей смерти, мы продолжим идти вперед с высоко поднятой головой, обратив глаза к солн­цу. — Далинар вскинул руку, призывая Клятвенник. — Я не стыжусь того, кем стал! — прокричал он и понял, что это правда. Было так странно избавиться от угрызений совести. — Другие могут пасть сколь угодно низко, чтобы уничтожить меня. Пусть они добьются славы. Ибо я своей уже добился!

Осколочный клинок упал в подставленную руку.

Воины не разразились победными криками, но выпрямились и расправили плечи. Охвативший их ужас слегка унялся. Адолин снова надел шлем, и в его руке появился клинок, покрытый каплями воды. Он кивнул.

Они вдвоем бросились в самую гущу сражения.

«И вот я умираю», — подумал Далинар, обрушиваясь на ряды паршенди. Его охватило умиротворение. Странное чувство на поле боя, но тем не менее желанное именно по этой причине.

Он обнаружил в своей душе лишь одно сожаление: бедный Ренарин, став великим князем, окажется беспомощным и окруженным­ врагами, которые сожрали его отца и брата.

«Я так и не раздобыл осколочный доспех, который обещал, — подумал Далинар. — Ему придется справляться так. Пусть честь наших предков защитит тебя, сын.

Будь сильным... и сделайся мудрым быстрее, чем твой отец.

Прощай».

«Пусть я не буду больше страдать от боли! Пусть я переста­ну плакать! Дай-гонартис! Черный Рыбак обрел мою скорбь и пожирает ее!»

Танатесач, 1173, 28 секунд до смерти. Темноглазая уличная жонглерша. Следует отметить сходство с образцом 1172–89.

Четвертый мост отстал от основной армии. Четверо мостовиков несли двоих раненых, и остальным пришлось нелегко. К счастью,­ Садеас вывел на вылазку почти все мостовые расчеты, включая те восемь, которые одолжил Далинару. Благодаря этому солдаты мог­ли не ждать, пока отряд Каладина наведет мост.

Каладин до смерти устал, и мост на его плечах был словно каменный. Он не чувствовал такой усталости с первых дней в мостовом расчете. Сил с тревогой наблюдала, как он марширует во главе своего отряда, истекая потом, спотыкаясь на кочках.