Архив Долки

Он праздно пнул камешек под ногой. Ну-с, какой же орден? К счастью, сомнения оставались лишь в частностях. Делаться обычным мирским священником немыслимо, ибо это повлечет за собой долгие годы в колледже Мейнута^{109}, образовательном учреждении, основанном Британским правительством, дабы помешать молодым ирландским священникам получить умения и знания в центрах уровня Парижа и Лёвена^{110}. Оттуда Мик выйдет как КПС, или католический приходской священник, возможно, его приставят к какому-нибудь приходу в Суонлинбаре. Сказал он это со скорбью, и, Боже прости его за эти слова, однако подавляющее большинство КПСов, каких ему приходилось знавать, — люди невежественные, вероятно, ученные механике обыденного богословия, но совершенно не посвященные в искусства, не ведающие великих классических мастеров — латинян и греков, погруженные в трясину безвкусицы. И все же он допустил, что их можно считать рядовыми пехотинцами христианской армии и не оценивать слишком пристально и по одному.

Очевидно, сам он был человеком для закрытого ордена. Какого же? Трудно сказать. Чутье его, еще не слишком отчетливое, тяготело к более строгим, монашеским орденам, хотя — и тут можно было бы снисходительно улыбнуться — он не знал, сколько подобных орденов существует и как уставы их различаются по строгости. В одном он почти не сомневался: Орден святого Иоанна Божьего предполагал пожизненный обет молчания. Отчего-то в радушной живости Грина этот недостаток казался вполне мелким. Что плохого в некотором покое — для разнообразия? Цистерцианцы — тоже хорошие люди, как ему казалось, то же и картузианцы^{111}. Ему смутно казалось, что понятие «закрытый орден» несколько путает и, вероятно, неверно толкуется. Оно не означало полного монашеского уединения, безжалостной чахлой диеты, подъема с дощатых лож посреди ночи, чтобы стоять службу, и облачения в рабочие часы в грубейшие и совершенно не изящные хламиды. Были, конечно же, истинные монахи такого героического пошиба, однако Мик уклонился от вопроса, не греховно ли уничижителен подобный режим. Laborare est orare^[33], да, однако обратное вряд ли верно. Возьмем Отцов Святого Духа^{112}. Это закрытый орден, насколько Мику было известно, однако они учительствовали, Отцы имели право на епархии вне Церкви, а также, считал он, проповедовали за рубежом. Он с печалью осознал, что в устройстве, организации и управлении Вселенской церкви ужасно несведущ. Несомненно, перспектива когда-нибудь стать папой римским была для него маловероятна.

Средь всех этих смутных раздумий глаза его оставались открытыми, взгляд уперт в землю, однако невидящ. И все же зрение вернулось к нему, когда приблизились к Мику два черноватых предмета, не очень-то опрятных. То была пара ботинок, не порожних. Взгляд Мика вознесся к округлому сияющему лицу типчика, известного Мику под именем Джека Даунза. Лицо было приятным и, казалось, говорило, что происходит с юга страны, из края пригожих коров, праздных плодовитых свиноматок и милых кур первозданного яйца. Годов ему было, вероятно, двадцать два, студент-медик, и, в дублинских понятиях, «шалопут». Подобное звание незаслуженно, ибо предполагает, что носитель его вечно ошивается попусту, дуется в карты, пьет, путается с девушками и не делает совершенно ничего, а лишь сидит с книгой да ходит на лекции. Мик знал, что Даунз уже безупречно преодолел три года медицинского образования. Его равная готовность усваивать таинства физиологии и пинты простого портера ошарашивала много кого, не исключая Хэкетта, кто иногда поминал синдром Даунза: «Степень тупости, какая способна выдавать сведения, не относящиеся к заданному вопросу, однако изложенные с такой подробностью и форшлагами, что вопрошающий редко дерзает заявить, что ответ неверен». Сие тоже было несправедливо, но мнение Мика уже давно состояло в том, что университетская учеба — дело пустое. Два университетских колледжа Дублина были забиты под завязку сынками бесчестных провинциальных трактирщиков.

— Черт бы драл, — жизнерадостно прорычал Даунз, — ты что здесь делаешь, унылый ты сливин?^[34]

— Добрутро, Джек. Да просто отдыхаю и думаю о своем.

— Вот так боже ты мой? Почти полдень. Ты всего три часа как из постели выбрался, а уже отдыхаешь? Какого беса ты не зарабатываешь себе на жизнь или по крайней мере не сидишь где-нибудь в часовне и не читаешь «Аве Марию» за Святые Души? Небось, все еще зовешь себя ирландцем. Гобдо^[35], вот ты кто, Майкл.

— Ой, да завязывай уже, — сказал Мик насупленно. — Для твоей шумной, буйной да сиволапой пэддоватой чепухи рановато еще, а уж отчитывать меня за недостаточную набожность не смей вообще никогда.

— Вот как? Что-то тебя грызет. — И далее совершил последний из ожидаемых поступок содействия. Сел рядом. — Не бери в голову, — сказал он тоном, замышленном как участливый, — смотри проще на все и сам увидишь: то, что, как тебе мерещится, тебя тревожит, просто выпарится. Ты квантовую теорию Планка понимаешь?

— Нет.