Архив Долки

Вот еще что. Он тратил слишком много карманных денег на выпивку. Нисколько не был он ни пьянчугой, ни дебоширом, это уж точно. Проклятье пабов — в их повсеместности и доступности. Если кому угодно в Дублине требовалось поговорить с кем-то, будь повод для разговора обыден или важен, встреча неизменно назначалась в пабе. Социальный недуг это, невротический порок развития общества, положение, в котором, пожалуй, значимый фактор — ненадежное свойство климата. Были, разумеется, и чайные, и кофейни, даже бары в некоторых гостиницах, где уместен изящный бокал хереса. Отчего-то все они для мужских возлияний — обстановка неподходящая, и вовсе не потому, что не выпить здесь пинту портера. Говорить, что всему свое время и место, — пошлость, но в истине этой мысли не откажешь: можно играть на аккордеоне, принимая ванну, однако никто не пробовал. Мик резко сел на скамейку где-то в совсем другом месте Грина, но красивый, лишенный особых черт пейзаж оказался тем же: люди спешили, птицы летали, хлопотал и покрикивал одинокий павлин, лодырничая в тени у каких-то невысоких зарослей. Не было ль тщеты в том, что мило и привычно?

Его связь с Мэри, когда он осмыслил ее трезво, в действительности была очень поверхностна и ничтожна: возможно, справедливым было бы слово «обыденна». Разумеется, греховной она не была, и вовсе ничего в ней такого от поведения, какое Мик связывал с именем Хэкетта. Он положит этому конец и ничего не потеряет, однако не слишком резко и уж точно без бахвальства скверными замашками. И впрямь легко позволить приверженностям, каких больше не чувствуешь, отпасть.

Он праздно пнул камешек под ногой. Ну-с, какой же орден? К счастью, сомнения оставались лишь в частностях. Делаться обычным мирским священником немыслимо, ибо это повлечет за собой долгие годы в колледже Мейнута^{109}, образовательном учреждении, основанном Британским правительством, дабы помешать молодым ирландским священникам получить умения и знания в центрах уровня Парижа и Лёвена^{110}. Оттуда Мик выйдет как КПС, или католический приходской священник, возможно, его приставят к какому-нибудь приходу в Суонлинбаре. Сказал он это со скорбью, и, Боже прости его за эти слова, однако подавляющее большинство КПСов, каких ему приходилось знавать, — люди невежественные, вероятно, ученные механике обыденного богословия, но совершенно не посвященные в искусства, не ведающие великих классических мастеров — латинян и греков, погруженные в трясину безвкусицы. И все же он допустил, что их можно считать рядовыми пехотинцами христианской армии и не оценивать слишком пристально и по одному.

Очевидно, сам он был человеком для закрытого ордена. Какого же? Трудно сказать. Чутье его, еще не слишком отчетливое, тяготело к более строгим, монашеским орденам, хотя — и тут можно было бы снисходительно улыбнуться — он не знал, сколько подобных орденов существует и как уставы их различаются по строгости. В одном он почти не сомневался: Орден святого Иоанна Божьего предполагал пожизненный обет молчания. Отчего-то в радушной живости Грина этот недостаток казался вполне мелким. Что плохого в некотором покое — для разнообразия? Цистерцианцы — тоже хорошие люди, как ему казалось, то же и картузианцы^{111}. Ему смутно казалось, что понятие «закрытый орден» несколько путает и, вероятно, неверно толкуется. Оно не означало полного монашеского уединения, безжалостной чахлой диеты, подъема с дощатых лож посреди ночи, чтобы стоять службу, и облачения в рабочие часы в грубейшие и совершенно не изящные хламиды. Были, конечно же, истинные монахи такого героического пошиба, однако Мик уклонился от вопроса, не греховно ли уничижителен подобный режим. Laborare est orare[33], да, однако обратное вряд ли верно. Возьмем Отцов Святого Духа^{112}. Это закрытый орден, насколько Мику было известно, однако они учительствовали, Отцы имели право на епархии вне Церкви, а также, считал он, проповедовали за рубежом. Он с печалью осознал, что в устройстве, организации и управлении Вселенской церкви ужасно несведущ. Несомненно, перспектива когда-нибудь стать папой римским была для него маловероятна.