— Что ж, возьмем замок Ратфарнэм, — продолжил добрый священник. — Там всегда найдется что полоть, и заниматься этим надо, но я знаю, что ректор приучает отцов в этом участвовать, ибо свежий воздух полезен духовенству в той же мере, в какой и их пастве. Но настоящее садоводство — совсем другой коленкор. Вы опытный садовник, мистер Бёрн?
Мик заметил, что оттенок лица у Джойса сделался слегка бледнее обычного.
— Конечно же нет, громко сказал он.
— Я знаю, у них там имеется садовник на полной ставке, хотя он теперь уж староват. Есть ли у вас еще какие-нибудь рабочие навыки или умения, мистер Бёрн? Шеллачная полировка, плотницкое дело, переплетное?..
— Нет, — отрывисто произнес Джойс.
— По латуни что-нибудь?
— Нет.
Отец Гравей терпимо улыбнулся.
— Так-так, мистер Бёрн, — сказал он, — говоря словами солдата, мы еще не разбиты. Буду с вами предельно откровенен и скажу, что есть кое-что, донимающее Общество во всех домах в этой стране…
— Не соперничество ли с Христианскими братьями?{141}
— спросил Мик, широко улыбнувшись.— Ах нет. Кое-что куда сокровеннее. Я об исподнем Отцов.
— Небеси святые, — проговорил Джойс.
— Нет нужды теоретизировать о том, — продолжил отец Гравей в своей добродушной манере, — как Всемогущий распределил некоторые навыки между полами. Попросту говоря: вязанье, шитье и иное подобное рукоделье — исключительно достижения женщин. Исподнее отцов вечно в состоянии, близком к распаду, однако правила наши запрещают наем женщин, даже на самые грубые работы. Моя собственная нательная рубашка вас бы сейчас повеселила. Вся в дырах.
Джойс, похоже, совершенно растерялся — и смутился.
— Но, отче, разумеется же, монахини могли бы вам помочь — даже, в смысле, в благотворительном порядке.
— Нет-нет, мистер Бёрн, правила наши не позволяют никаких связей в такой вот хозяйственной сфере. Красивые цветы для алтаря — это пожалуйста.
— Но, отче, — вмешался Мик, — не могли бы выпускники иезуитских колледжей помогать в этом деле? Забирать вещи к себе, в смысле. В конце концов у всех у них есть жены и дочери.
— А также матери и сестры, — добавил Джойс.
Отец Гравей задумчиво улыбнулся.
— Общество Иисуса, господа, — это еще и самоуважение.
Все торжественно примолкли.
— Но, небеси, отче, должен же быть способ с этим…
— Если б мы знали, — отметил отец Гравей, — почему пот настолько едок, мы бы, вероятно, чего-то добились. Верьте слову: моя нательная рубашка — гнилье.
Лицо Мика затуманилось отчаянием.
— Так
— Ну, почти все отцы знают, как штопать носки. Отец д’Арбуа, местный француз, совершает героические подступы к исподнему — и один из наших слуг-мальчиков подает немалые надежды. Но, слава богу, есть во всем этом просвет. Отец Ректор очень щедр на обновы. В отношении здоровья отцов он очень внимателен. Сдается мне, он на короткой ноге с приказчиком из «Тодда Бёрнза»{142}
.Джойс, доселе совершенно ошарашенный, теперь облегченно улыбнулся.
— Отец Гравей, — сказал он, — эта хозяйственная незадача, может, и кажется чудовищной, однако меня нисколько не смущает.
— Правда, мистер Бёрн?
Священник уставился на него задумчиво, затем перевел взгляд на Мика.
— Знаете, мистер Бёрн, — сказал он, — ни в коей мере не желаю быть самонадеянным, но, думаю, вы мне подбросили одну мысль. Эта ничтожная неувязка в равной мере имеется и в других наших домах. Не в колледжах по стране, разумеется, — не в Клон-гоузе, Мангрете, Галуэе. Кастелянши и обслуга там есть, но вспомним о доме Манреса в Доллимаунте, о Лойоле в Доннибруке{143}
, о замке Ратфарнэм, о Миллтаун-парке. Улавливаете, мистер Бёрн? Исподнее отцов во всех этих учреждениях просто в лоскуты.Мик озабоченно завозился.
— Мистер Бёрн, отче, — сказал он, — не связан ни с какими кланами прачек или с чем-то еще в этом роде.
Отец Гравей терпеливо улыбнулся.
— Боже упаси, — сказал он мило. — У меня всего лишь возник зародыш мысли, которую я выложу прямиком и в лоб отцу Ректору.
— И что же это за мысль? — спросил Мик.
— Вполне простая. Вот: мистер Бёрн, номинально принятый в нашу обслугу, должен стать во главе починки и восстановления исподнего отцов во всех дублинских жилых заведениях.
— Боже праведный! — задохнулся Мик.
— Чтобы делал сам, что ему под силу, кропотливо обучаясь этому непростому ремеслу, и передавал наше белье девушкам неблагополучного класса, каких привечают у себя добрые монахини Доннибрука и Мерриона, как уж Господь и здравый смысл им управят. Господа… — Отец Гравей безмятежно улыбнулся гостям. — Господа, что скажете?
Мик уставился перед собой, оглоушенный, а Джойс, казалось, неестественно замер в кресле, словно мертвый. Затем послышался его голос, ошалевший, глухой:
— Что это вообще? Я… штопать… иезуитские… подштанники?
Отец Гравей вопросительно переводил взгляд с одного на другого, сам несколько растерянный. Он только что вполне удачно, как ему думалось, разрешил вопрос, который казался им довольно-таки неразрешимым. В сложившихся условиях паралича Мик яростно размышлял. Внезапно он встал.