Архив еврейской истории. Том 14

В отношении предложения Пренской, на очередной встрече с которой речь снова зашла о таинственном документе, устанавливающем подложность векселей, возникали две трудности. Во-первых, он находился где-то очень далеко, «за четыре границы», и, прежде чем выехать за ним, Пренская выражала желание договориться, у кого документ будет депонирован, причем таким лицом мог быть только адвокат, не участвующий в деле. Но Савелий не хотел, чтобы об этом знал даже его защитник, из-за чего, конечно, ни один приличный адвокат не решился бы взять документ на хранение во избежание обвинения в нарушении профессиональной этики. Во-вторых, требовалась экспертиза, не является ли документ фальшивкой, но Пренская отказывалась от передачи его в чужие руки до освобождения Савелия из тюрьмы. Поэтому Довгалевский считал, что из переговоров с Пренской ничего не выйдет, но если договориться с Моро-Джиаффери, то Савелий капитулирует на милость победителей[275].

Напротив, в справке «Французский процесс», переданной правительственной комиссией в Политбюро 22 мая, то есть еще до получения ответа Довгалевского из Парижа, говорилось, что предложение Евы Пренской «наиболее приемлемо» в случае получения от нее «вполне доброкачественного документа», доказывающего подложность векселей. Воспользоваться планом Моро-Джиаффери, к которому склонялся Довгалевский, по мнению комиссии, следовало только при условии представления документа, который бы, с одной стороны, вполне аннулировал векселя, а с другой — гарантировал, что обвиняемые и их защита не придадут процессу политической окраски и не предпримут никаких действий к дискредитации советского правительства. Правительственная комиссия обращала внимание Политбюро на риск оправдания Савелия и компании, в случае если разбирательство перенесут в суд присяжных, рекомендуя ввиду этого отнестись к «мирным предложениям» со всей серьезностью, дабы избежать процесса, но, конечно, при определенной гарантии защиты материальных интересов и соблюдения престижа СССР. То есть основной вопрос, подлежавший решению Политбюро, заключался в том, идти ли на мировое соглашение или довести дело до суда, несмотря на риск неблагоприятного исхода дела[276].

Заслушав информацию Хинчука по вопросу «О С. Л.» 23 мая, Политбюро вынесло свой вердикт:

а) Признать нецелесообразным вступать в какую-либо сделку по этому делу.

б) Постараться получить письменный документ, формулирующий предложение сделки от Пренской и др.[277]

Но уже 29 мая Довгалевский информировал Москву, что переговоры с подругой Савелия «пока оборвались», ибо она больше не приходит в полпредство, куда вызывать ее сочтено неудобным, — тем более что и телефона у нее нет, а писать ей и вовсе не годится. Правда, Грубер виделся в суде с Долинером и Лютц-Блонделем, которые, снова уговаривая его «прикончить» дело, обещали, что вернут злополучные векселя «при условии небольшого вознаграждения за понесенные труды и неприятности». Но Грубер ответил, что не стоит об этом даже разговаривать, хотя Довгалевский окончательно еще не отказался от идеи мирных переговоров, замечая: «Подождем, быть может, они предложат еще что-нибудь»[278]. Но, видимо, на этом фантазия защиты иссякла, и 4 июля полпред сообщил в Москву, что прокуратура, ввиду категорического требования защиты о передаче дела в суд присяжных, была вынуждена дать согласие. Для суда исправительной полиции действия обвиняемых требовалось квалифицировать как мошенничество, а не как подлог, что было юридически несостоятельно и невозможно без согласия их защитников[279].

8. Коммунист Бертон

Первый советник парижского полпредства Беседовский, замещавший Довгалевского, 13 сентября извещал Москву и Берлин:

В связи с судебными каникулами (до 1 октября) в деле полное затишье. Досье лежит без движения в прокуратуре. Ходатайство Либориуса об освобождении из-под стражи снова отклонено, аналогичное ходатайство Савелия еще не рассмотрено. Дело пойдет не раньше октября. Следователь Одибер надеется, что защита еще образумится и откажется от требования суда присяжных. Тогда дело пойдет в суд исправительной полиции. В зависимости от этого решится и вопрос о сроке слушания дела. В суде присяжных оно раньше второй половины ноября пойти не может. Если дело будет слушаться в исправительной полиции, обвинять будет товарищ прокурора суда — вероятно, Кассиньон. Если с присяжными, то — один из генеральных адвокатов (тов. прокурора палаты). Наши адвокаты — Грубер и Морис Гарсон. Защита: Моро-Джиаффери (защитник Иоффе), Кампинчи (под сомнением) и Штросс (защитники Савелия), Деган (защитник Лабориуса). Как только начнется какое-нибудь движение воды, мы Вам сообщим[280].