Архив Корсакова: Дебют

Что там говорил врач в полевом госпитале? Пилюли! Нужны пилюли от головной боли! Что угодно, лишь бы унять ее! Исправник озирался, пока взгляд не упал на жестяную коробочку с пилюлями, которую он держал в руке. Как удобно! Он аккуратно достал одну и положил в рот. Почувствовал привкус металла на языке. Что это, кровь? Запить лекарство было нечем, поэтому, несмотря на болезненные ощущения, исправник заставил себя проглотить первую пилюлю просто так. Голова не унималась. Сколько там можно было выпить за раз? Не важно! Сколько угодно, лишь бы боль отступила! Вторая пилюля. Третья. Четвертая. Глотать становилось все тяжелее. Желудок бунтовал. Пятая! Пятая оказалась лишней! Она застряла в горле, перекрыв дыхание. Отчаянно содрогаясь от приступов кашля, исправник упал на колени, ища глазами что-то, что угодно, лишь бы помогло проглотить лекарство. Он заметил, что жестяная коробочка исчезла, вместо неё он держал в руке верный револьвер. То, что надо! Преодолевая жуткую боль, он засунул ствол как можно глубже в горло, стараясь протолкнуть застрявшую пилюлю. Стало только хуже. Оставалось последнее средство. Самое верное. Родионов надавил на спусковой крючок.

XII

22 июля 1880 года, ночь, усадьба Серебрянских, правое крыло.

Корсаков вздрогнул, услышав выстрел. Он прижался к стене и замер, выжидая. Дом молчал. Владимир не мог быть в этом уверен, но сердце подсказывало – исправника настигла смерть. Он почувствовал укол совести. Не потяни Владимир служаку с собой… С другой стороны, если Корсакова постигнет неудача, исправник в любом случае бы погиб вместе с городом.

Опасность усиливалась. Не зная, что погубило полицейского, Владимир был вынужден ожидать, что обитатели дома сейчас объединят силы для охоты на него. Первым делом молодой человек задул свечи – островок света в темном коридоре слишком явно выдавал его. Закрыл глаза и медленно, про себя, досчитал до десяти. Конечно, он преувеличивал, когда говорил Родионову про феноменальное зрение, но ориентироваться в потемках ему действительно удавалось лучше многих. Владимир прислушался. Откуда-то из глубин особняка доносился глухой гул, заставляющий стены слабо вибрировать. Сомнений не оставалось – Стасевич должен быть там, рядом с источником этого звука.

Корсаков двинулся вперед. Чем ближе он подкрадывался, тем более мощным становился шум, и тем сильнее дрожали стены и половицы под ногами. Одно обнадеживало – если сохранять осторожность, то за этим гулом проклятый художник не услышит его приближения. Наконец, он увидел свет, пробивающийся по краям двери в конце коридора. Владимир взвел курок револьвера, приник к стене справа от входа, тихонько потянул за ручку и заглянул внутрь.

Сложно было понять, что находилось в комнате раньше – сейчас это был просто огромный пустой зал без единого окна, обставленный десятками свечей, отбрасывающими длинные тени на стены. В центре его у мольберта застыл Стасевич. Он рисовал, быстрыми, резкими движениями, явно торопясь. Художник действительно был дьявольски талантлив – с момента прибытия Корсакова и Родионова прошло не более получаса, но Стасевич за это время успел практически закончить огромный холст. На нем была изображена громадная приоткрытая дверь, словно врезанная в каменную породу. От холста исходило тошнотворное зеленоватое свечение, отбрасывающее жутковатые отсветы на фигуру художника. Более того – Корсаков понял, что гул, ставший практически оглушающим, тоже доносился от незаконченной картины. Стасевича нужно было остановить.

Владимир решительно шагнул внутрь зала и выстрелил в воздух из револьвера – даже в таких отчаянных обстоятельствах он не мог заставить себя стрелять в спину безоружному человеку, хотя и советовал Родионову обратное.

– Остановись! – велел молодой человек. Стасевич даже не дрогнул – ни выстрел, ни окрик Корсакова не заставили художника обернуться.

– Тебя послал этот старик из министерства? – поинтересовался Сергей. – Далеко же ты забрался! Извини, я не могу остановиться, иначе все мои труды пойдут прахом.

Корсаков уже и сам понял, что художник идет ва-банк – у Стасевича не оставалось времени ждать, пока его картина в церкви принесет в жертву божествам каменного круга город. Сейчас своей работой он пытался срочно открыть дверь туда, где спящие существа обитали, чтобы напитаться дармовой силой. Что ж, Владимиру ничего не оставалось, кроме как остановить безумца.