Стояла глубокая ночь. У Синиса имелся дорогостоящий тёмный оберег, способный защитить от почти любого порождения тьмы на этом осколке мира, а также превосходный меч, украденный из покоев отца. Этого более чем достаточно для того, чтобы свободно прогуливаться за стенами Калварии задолго до наступления дня, по крайней мере в мирное время. Также он прикинул, что, с учётом интенсивности распространения ужасающей болезни и скорости, с которой эпидемия отнимала жизни, кошмар, происходивший снаружи, уже должен был прекратиться, и всё же рисковать жизнью понапрасну он не собирался. Конечно, составить барьер против одного-двух заражённых было ему по силам, да и сжечь после того, как остановит, он тоже в состоянии, но ведь их может оказаться больше, намного больше.
Синис решил вздремнуть перед выходом, однако так и не сомкнул глаз ни на минуту несмотря на давящую усталость — измотано не тело, а разум. Или душа — жители Тетиса так и не приблизились к пониманию того, где между ними грань.
С рассветом Синис выбрался из неприметной лачуги, что скрипела прогнившими досками возле прохладного ручейка, и направился прочь от города. Он постоянно осматривался, обоснованно опасаясь внезапного нападения тех, чьего прикосновения достаточно для безвестного окончания экспедиции одинокого ба’астида. Его пугала сама мысль о том, что маленький зверёк внезапно бросится на него из ближайшего куста, но он был достаточно умён, чтобы понимать — его путь пролегает достаточно далеко от расположения объединённой армии, вокруг полно живности. Если некий подозрительно осведомлённый святой ошибается и Калварийский Осколок обречён, то звуки леса превратятся в рокот, который ни с чем не спутать, и тогда он успеет убежать, если это вообще возможно.
Краем глаза Синис заметил бесшумно приближающуюся серую тень и сразу же вынул из ножен отцовский меч, но почему-то сразу забыл, по какой причине он это сделал. Его забвение длилось несколько кратких мгновений.
К тому моменту, как Синис вспомнил, почему меч оказался в его руке, нечто холодное и твёрдое прижалось к его шее, и струйка липкой жидкости закатилась ему за воротник.
Синис сглотнул, из-за чего лезвие впилось в шею сильнее. Он тщательно подбирал слова:
Синис почувствовал, как давление на его шею уменьшилось, и заговорил чуть более уверенно: