Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том II

Наша беседа была в самом разгаре, когда вошел хозяин дела, сам Перепёлкин. Мы познакомились. Это был типичный провинциальный купец, однако уже пообтрепавшийся, из тех, что знали «обхождение» с господами. «Что ж не предложил Якову Ивановичу стакан чаю или рюмку вина?» Серёжа засуетился и стал извиняться. Он исчез на несколько минут и вернулся в сопровождении мальчика, который нес на подносе бутылку рейнского вина. Мы выпили по рюмке. Вино было превосходное. Перепёлкин самодовольно посмотрел на свет свою рюмку и заметил: «Каков букетец?» – «Букетец недурен», – проронил я и закурил сигару. Разговор о лошадях, вернее, о породах продолжился с прежним жаром. «Ну а как насчет темных пород?» – спросил я Чунихина и задал ему несколько коварных вопросов по поводу разных «мелких шрифтов». Перепёлкин насторожился, потом сказал: «Экзаменуйся, Серёжа!» Серёжа подумал, затем дал удовлетворительные ответы. Я его похвалил и сказал, что так же смотрю на эти темные и невыясненные вопросы происхождения таких-то и таких-то лошадей. На этом наша беседа закончилась, а вечером весь спортивный Курск превозносил Чунихина за то, что он лицом в грязь не ударил, не посрамил курян и блестяще выдержал экзамен. Интересный был человек Чунихин.

Я стал прощаться, но Перепёлкин начал меня упрашивать съездить к нему в завод. «От Курска верст шесть-семь, – говорил он, – и к поезду успеете вернуться. А там, может, и заметку напишете о моем заводе». Купцы его круга и пошиба страсть как любили, когда их благосклонно «пропечатывали» в газетах. Я подумал и дал согласие. Немедленно был послан мальчик за лошадьми. Вскоре ямскую тройку в старой, потрепанной коляске подали к магазину, и мы вместе с Чунихиным отправились в завод. Ехать пришлось по главной улице города. Чунихин всех знал и беспрестанно раскланивался с прохожими. Коляску нашу бросало из стороны в сторону, и езда по отвратительной курской мостовой доставляла мало удовольствия. Дорога начала подыматься в гору, мы приблизились к заставе, затем выехали на Белгородское шоссе. Разговор шел о лошадях и курских охотниках. Чунихин знал многих прежних коннозаводчиков и был довольно интересный собеседник. Его рассказы иногда были не лишены юмора, он был неглупый и довольно наблюдательный человек. Вскоре показалась перепёлкинская усадьба.

Много путешествуя по России, осмотрев целый ряд помещичьих усадеб, я вынес впечатление, что богатые барские усадьбы обычно строились на какой-либо возвышенности, откуда гордо и величественно, окруженные бесчисленными службами, взирали на окрестности. Поместья средней руки, где жили часто очень богатые люди, обычно обосновывались на скате, в местности хотя и живописной, но менее величественной. Тут не было всех тех затей, кои украшали резиденции больших бар: английских садов, оранжерей, гротов, статуй и фонтанов, но зато всё в таких поместьях было прочно, фундаментально, а часто красиво и поэтично. Запущенные вековые парки, старые сады, березовые рощи, пруды – все это настраивало душу на поэтический лад, и я особенно любил именно эти усадьбы дореволюционной России. Наконец, «малодушные» усадьбы, или «пучки» по-смоленски, или «мелколесные» по-рязански, гнездились обычно в тесном соседстве и редко когда отличались красотой. Тесовые, соломенные или камышовые крыши, разбросанные кое-как постройки, небольшие сады, при них огороды, где вечно роются и копаются свиньи и поросята, заросший тиной пруд – вот обычная картина таких усадеб. Перепёлкинская усадьба была именно такой, и лишь скромные здания конного завода указывали, что хозяин здесь не только прозябает, но и занимается делом. При усадьбе было очень ограниченное количество земли, перепёлкинский завод содержался на покупных кормах. Словом, во всех отношениях эта усадьба была не только скромной, но и запущенной.

Чунихин рассказал мне, что когда Н.Ф. Перепёлкин «подросли и вошли в дело, то мамаша разрешила им заняться лошадьми, до которых они были большие охотники». Однако эта умная и самовластная женщина, разрешив завести конный завод, записала его на свое имя и до самой смерти не выпускала бразды правления из своих рук. Умерла она в глубокой старости, и о ней Чунихин отзывался с большим уважением и теплотой.

Завод Н.Ф. Перепёлкина был основан в 1889 году. Советником и наперсником в этом деле был Чунихин. В то время Серёжа был поклонником борисовских и вяземских лошадей, а потому новый завод и состоял преимущественно из кобыл этих двух заводов. Производителем был взят тулиновский Машистый, получивший похвальный лист на выставке в Москве в 1882 году. Машистый был куплен в 1891 году у И.К. Дарагана. За два года до этого был куплен у Беспалова голицынский Тенистый (Злобный – Тень), призовой рысак. В дальнейшем завод пополнялся кобылами и жеребцами, которых покупали у разных лиц, но я не стану на этом останавливаться.

Обращусь теперь к впечатлениям, вынесенным из осмотра этого завода.

Производителей в заводе было четыре.