Я думаю, что в коннозаводской деятельности К.С. Терещенко перевес брал хозяин над коннозаводчиком, отсюда столь образцовая постановка дела и такое же ведение завода при относительно скромном заводском материале. Терещенко был человек умный и свои ошибки сознавал: он хорошо знал, где и когда ошибся, и в душе сожалел, что, создавая завод, не последовал примеру отца и дяди Фёдора Артёмовича, то есть не начал работать с первоклассным материалом. Но дело было сделано, и на коренную ломку Константин Семёнович, человек осторожный и расчетливый, не пошел. Мне кажется, что заводская работа К.С. Терещенко укладывалась в довольно скромные рамки, но имела немалое значение для того края, где находился его завод и где он сам жил и работал.
Завод А.И. Перепёлкиной
Приехав в Курск в 1907 году, я остановился в гостинице Полторацкого, лучшей в городе. В свое время дом, где размещалась эта гостиница, был богатейшим особняком и принадлежал до освобождения крестьян губернскому предводителю. Здесь давались пиры на всю губернию, здесь танцевала вся курская знать, но все это отошло в предания, и красивейший дом был превращен в гостиницу. Переодевшись и отдохнув, я пошел побродить по городу. Зашел к местному старьевщику, покопался среди хлама и не нашел ничего интересного. Прогулялся по главной улице города, зашел в сквер, съездил в городской сад – словом, осмотрел все достопримечательности.
Жара на улице стояла невыносимая, делать было решительно нечего, до отхода поезда оставалось несколько часов, и я решил их провести в номере за чтением газеты или очередной книжки толстого журнала. Не успел я развернуть газету, как вспомнил, что куряне неоднократно говорили мне про некоего Чунихина, который слыл среди охотников и коннозаводчиков первым знатоком генеалогии. И Щёкин, и Букреев, и Сапунов, и Лоскутов – все в один голос рассказывали мне про Чунихина, называли его Серёжей и добавляли: «Серёжа все породы знает. Если нужно, он даст любую справку!» Словом, это был ходячий студбук Курской губернии. Служил он у Перепёлкина, которому принадлежало в Курске крупное бакалейное дело и который был также коннозаводчиком. Завод Перепёлкина писался как завод А.М. Перепёлкиной, по имени фирмы, был собран по рецепту Серёжи Чунихина и довольно интересен по своему составу. Вспомнив все это, я мигом бросил газетный лист и решил ехать в лавку к Перепёлкину, чтобы познакомиться с курским генеалогом.
В магазине самого Перепёлкина я не застал, он отлучился в банк, как пояснил мне расторопный мальчик в синем фартуке. Мальчик предложил провести меня к Сергею Васильевичу. «А кто это, Сергей Васильевич?» – спросил я. «Наш управляющий Чунихин», – последовал ответ.
Мы вошли в небольшую комнату при магазине, здесь сидел знаменитый курский генеалог и щелкал на счетах. Против него у окна стоял другой стол, и на нем лежало несколько образцов муки: тут был и голубой, и первач, и мука «два нуля» и «три нуля», и прочие сорта. Это был стол самого Перепёлкина. Навстречу мне поднялся человек маленького роста, самой невзрачной наружности, с тихим взглядом острых, несколько мутных глаз, одетый более чем скромно, даже бедно. Это и был Сергей Васильевич Чунихин. Я назвал себя. Чунихин мгновенно преобразился. Всплеснув руками, он вскочил и воскликнул: «Какое счастье, я вижу короля генеалогов!» – после чего принялся меня усаживать и выражать радость от великой чести со мной познакомиться. «Давно мечтал-с, давно мечтал-с!» – добавлял он скороговоркой и сильно волновался. Это, по-видимому, был настоящий фанатик, и куряне, вероятно, не напрасно говорили про него, что он знает «все породы».
Я уселся на довольно шаткий стул, и наша беседа началась. Чунихин сначала робко, потом все смелее и смелее выкладывал свои генеалогические познания и наконец так и посыпал именами и породами. Я слушал его внимательно: он действительно знал генеалогию и обладал исключительной памятью. Это был, конечно, не Храповицкий и не Карузо, но все же очень сильный в генеалогии человек. Когда дело доходило до его любимых линий, Чунихин не говорил, а пел соловьем!