Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том II

Возвратимся к заводу Якунина. Скажу об Александре Васильевиче несколько слов как о коннозаводчике. Якунин был действительно страстный любитель и большой знаток лошади. Кроме того, он сам ездил на призах с успехом и был знаком с тренировкой рысака. Вел он завод в общем и целом хорошо, хотя под конец жизни и охладел к лошадям. Результатов он достиг весьма хороших, и если бы не несчастье, постигшее его завод, то он, несомненно, стал бы в первых рядах коннозаводчиков, производивших призовых лошадей. Якунин был преувеличенного мнения о качестве и значении своих лошадей. Поэтому он крайне редко продавал их и предпочитал пускать в работу. Такое преувеличенное мнение о собственных лошадях выросло на почве преклонения перед лошадьми охотниковского завода. Охотников внушил Якунину мысль, что лучше шишкинских не было лошадей в России. А половина завода Шишкина перешла к Охотникову. Якунин считал, что раз он основал свой завод на охотниковском материале, то и его лошади, прямые потомки шишкинских лошадей, также лучшие по кровям в России. Этим объясняется сравнительно небольшое распространение крови якунинских лошадей в других рысистых заводах.

Как коннозаводчик Якунин был очень самостоятелен и не подпадал под чужие влияния. Можно с уверенностью сказать: все, что он создал и сделал в заводе, он создал и сделал сам, без посторонних советов и указаний. Ведя завод на юге России, он, естественно, был оторван от центра коннозаводской жизни, и это не могло не отразиться на его деятельности. Тем не менее имя А.В. Якунина было весьма популярно. Как человек и охотник он был симпатичен. Последний раз я виделся с Александром Васильевичем в 1915 году, когда осенью он приезжал в Прилепы смотреть детей Петушка.

Завод Л.А. Руссо

С Леонидом Александровичем Руссо я был хорошо знаком. Когда мой завод находился еще в Херсонской губернии, мы встречались в Одессе: Руссо постоянно останавливался в гостинице «Петербургская», где частенько проживал и я. Мы обыкновенно вместе обедали и вели бесконечные разговоры о лошадях. Ко мне, начинающему коннозаводчику, Руссо относился покровительственно и до известной степени снисходительно, но в общественной работе уже тогда ему приходилось со мной считаться. В Новороссийском обществе поощрения рысистого коннозаводства не было ограничений для метисов, и голос Руссо имел там долгое время первенствующее значение. Вскоре после моего вступления в это общество вокруг меня объединились сторонники орловского рысака и составили известную оппозицию планам Руссо. Сначала это не шло дальше регулирования программы и других более мелких вопросов, но затем, когда орловская партия окрепла, мы установили ограничения для метисов, что в сильной степени затронуло материальные интересы Руссо. Ежегодно весной и осенью он приводил свою призовую конюшню в Одессу, выигрывал все, что только мог выиграть, и осуществлял продажи своих лошадей. Приводил он из завода всю ставку, и, надо отдать ему справедливость, лошади его всегда были великолепно воспитаны и прекрасно подготовлены, а на конюшне был образцовый порядок. Долгое время Руссо был в Одессе монополистом. Наездником у него служил в то время А. Петров, который ездил на его лошадях с большим успехом. Одесский ипподром имел для Руссо очень большое значение, потому что там его лошади, помимо выигрыша, получали известность, благодаря которой многие москвичи присылали в Одессу к Руссо своих наездников с целью покупки у него лучших лошадей. Руссо в Москву свою конюшню не водил и лишь изредка, в виде исключения, посылал туда отдельных своих рысаков.

Руссо был очень влиятелен в Новороссийском обществе поощрения рысистого коннозаводства, и ему несколько раз предлагали баллотироваться в вице-президенты, однако он всегда отклонял эту честь. В обществе он состоял в должности старшего члена, что было необходимо для получения голоса в правлении. Как умный человек, Руссо правильно расчел, что в этом сравнительно скромном положении ему будет легче и удобнее проводить свои планы. Он действовал очень умело и тонко и в течение ряда лет правил обществом. Однако этому счастливому времени настал конец, как только образовалась орловская партия. После установления ограничений для метисов интересы Руссо пострадали, и этого он никогда не мог мне простить. Несколько лет шла упорная борьба, которая иногда принимала довольно острые формы. Руссо всегда говорил про меня: «Яков Иванович – это ограничения для метисов», подразумевая под этим мою неустанную борьбу за орловского рысака. Вот почему, когда я баллотировался в действительные члены Московского бегового общества, Руссо приехал в Москву и всячески стремился прокатить меня «на вороных». Старания Руссо не увенчались успехом, и я был избран. После этого наши отношения натянулись. Впрочем, это уже не имело ни для него, ни для меня никакого значения, так как наши дороги разошлись, ибо я перенес свою коннозаводскую деятельность в центр России, а Руссо остался на юге.