Кочетков был крупной фигурой: в нем заискивали местные коннозаводчики, его дружбы искали барышники и наездники, к нему почтительно относились все служащие. По скрыто почтительному тону, с которым обращались к нему все Цешау, чувствовалось, что этот человек в милости у герцога и с ним герцог никогда не решится расстаться. Я видел: влияние Кочеткова так велико, что, скажи он одно слово или напиши герцогу, все было бы сделано по его желанию. Кочетков был человеком незаурядным. Коннозаводское дело он знал превосходно и завод герцога вел великолепно. Уже давно, более 30 лет, ушли или перестали иметь влияние на судьбу этого завода два великих знатока лошадей – С.А. Сахновский и М.И. Бутович, а завод не потерял своего значения и держался если не на прежней, то все же на почтенной высоте. Оба шталмейстера герцога, сначала старик Зиновьев, а потом его сын, не жили при заводе, знатоками лошади не были и заменить Сахновского и Бутовича не могли. Если Ивановский завод продолжал процветать, то этим последние три десятилетия он был всецело обязан своему смотрителю. Кочетков не только удачно вел заводскую сторону дела, но и уделял много внимания езде и подготовке молодых рысаков. Он сам был превосходным ездоком, лично наблюдал за этой стороной дела в заводе и сам ею руководил. Вся работа молодняка шла по системе, установленной еще М.И. Бутовичем, который был крупнейшим авторитетом в этом вопросе. В Ивановке Кочетков показывал мне инструкцию, составленную М.И. Бутовичем, по ней-то и происходила заездка и работа ивановских рысаков. Стоит ли удивляться, что из завода герцога вышло столько призовых рысаков. Кочетков превосходно помнил и знал наизусть генеалогию ивановских лошадей и редко ошибался. Это был своего рода ходячий студбук Ивановского завода.
Кочетков был и остался простым человеком, типичным русским самородком. Он был силен духом и характером, умен и талантлив от природы, но не получил никакого образования. Несмотря на более чем независимое положение и порядочные деньжонки, которые он успел скопить честным трудом, Кочетков держался очень просто, но был себе на уме и цену себе знал. По костюму и манерам он напоминал козловского или воронежского барышника. Он носил картуз с большим козырьком, шитую рубаху, поверх которой надевал пиджак европейского покроя, и высокие сапоги. В руках у него всегда был кнут со щегольским кнутовищем из кизилового дерева и тонким ремешком. Такие кнутики, рассекая воздух, свистят и жужжат.
Кочетков, узнав, что на другой день утром мы покидаем Ивановку, выразил сожаление, что наше пребывание будет столь кратковременным, и поспешил на конный двор, чтобы приготовиться к выводке. Цешау счел нужным сделать ему комплимент, говоря, что на заводе всегда такой образцовый порядок, что ему и готовиться не к чему. Но старик заметил, что управляющий преувеличивает его заслуги. Было решено, что мы посмотрим в Ивановке всех производителей и ставочных лошадей, а маток посмотрим в табуне. Кочеткову очень хотелось их показать на выводке, но Афанасьев спешил и хотел окончить осмотр в тот же день. Скрепя сердце я дал на это свое согласие, так как не закончил с Афанасьевым сделку и опасался его отпустить одного, чтобы он не раздумал продать мне кобыл. Образ Кометы стоял перед моими глазами, я ни за что не хотел упустить ее!
Скажу несколько слов о владельце знаменитого Ивановского завода.