Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

У херсонского коннозаводчика М. А. Сахарова недалеко от Одессы был недурной по составу рысистый завод, где производителем состоял известный Пегас, сын Бережливого. Сахаров был небогатый человек, но страстный охотник до лошадей. Он всю свою жизнь положил на коннозаводство и достиг очень хороших результатов. Он имел 400 десятин земли в Одесском уезде и на скромные доходы с имения не только сам жил, но и завел завод. Благодаря любви к делу, постоянному общению с Одесским ипподромом и случайной покупке Пегаса, Сахаров вывел целый ряд резвых лошадей, которые появились не только на южных ипподромах, но некоторые, как Ненаглядный и Перцовка, бежали с недурным успехом и в столицах. Кроме лошадей Сахаров никого и ничего не признавал, лошади были его единственной отрадой и утешением. Он был скромный, очень некрасивый и неглупый, милый и добрый человек, и я любил и уважал его как страстного охотника. Еще молодым человеком, бывая в Одессе, я всегда радовался, когда мой приезд в этот город случайно совпадал с приездом Сахарова. Он останавливался обыкновенно в Центральной гостинице на Преображенской улице. Это была скромная и тихая гостиница, и там он неизменно занимал всегда один и тот же номер во втором этаже. Придешь, бывало, к Сахарову, а у него уже сидит кто-либо из мелких одесских охотников и непременно тут же присутствует его приятель, тоже страстный лошадник, Г. П. Яншек. Они пьют чаек, на столе виноград и фрукты, привезенные экономным Сахаровым из деревни, и разговор идет только о лошадях. Сидим мы, бывало, часов до двух ночи и всё беседуем. Яншек рассказывает нам про то, как он пришел пешком из Чехии в Россию, как сделался кузнецом, как трудился в поте лица всю свою жизнь, как открыл собственную кузницу, разбогател, стал домовладельцем и завел рысаков. Он знал буквально всех рысистых лошадей Одессы за последние 35 лет и очень интересно о них говорил.

Приятель Сахарова, стартер Одесского бегового общества Паншин, родной брат известного А. Н. Паншина, вспоминал прежних знаменитых рысаков и рассказывал разные анекдоты из спортивной жизни Одессы и Киева.

Со слов Сахарова я могу сообщить здесь, что представлял собой Пегас. Это тем более необходимо, что в дальнейшем мне придется говорить о его дочерях, которых я купил в 1909 году у Сахарова. Пегас был очень большого роста – в нем было шесть вершков, хорош по себе, белой масти, но сырой. Его рано изломали, тем не менее он показал резвость 5.31,1. Как производитель он оказался очень хорошим жеребцом: его приплод выиграл в то время около 50 тысяч рублей, а у Сахарова завод был невелик и в год больше четырех-пяти жеребят не бывало. Пегас давал очень крупных, костистых, угловатых и довольно сырых лошадей. Это понятно, так как его бабка Шкатулка – дочь сенявинского Ларчика. Однако среди детей Пегаса попадались и сухие красавцы, но в значительно меньшем количестве – очевидно, только в тех случаях, когда в приплоде брало верх влияние Бережливого. Якунин постоянно пикировался на бегу с Сахаровым и критиковал его лошадей. Сахаров в долгу не оставался и критиковал Петушков. Они не ладили, потому что однажды Сахаров вслух стал критиковать Петушка и Якунин этого ему никогда простить не мог. Сам Якунин боготворил Петушка и искренно считал его великой лошадью. Якунин был очень сердечный и добрый человек, готовый всякому простить все его прегрешения, но в отношении своего Петушка он был больной человек. Так вот Якунин, труня над лошадьми Сахарова, всегда говорил, что они пригодны разве только для того, чтобы на их маклаках бабы могли сушить молочные горшки: сахаровские кобылы имели широко расставленные, иногда торчащие маклаки, были крупны и костисты.

К лучшим кобылам Сахарова следует отнести Перцовку, известную по беговой карьере, и красавицу Ветрогонку. Последнюю Сахаров любил без ума и иначе как «моя Ветрогоночка» не называл. Я возымел желание купить этих замечательных кобыл и, приехав в Одессу осенью 1909 года, стал их торговать. Сначала Сахаров даже обиделся на мое предложение, так дика ему показалась мысль расстаться со своей любимицей Ветрогонкой, но недели через две сам вернулся к этому вопросу. В это время Сахаров уже сильно одряхлел, часто хворал, и врачи настоятельно советовали ему переехать в город. Когда он на это решился, то, придя ко мне, объявил, что согласен продать и Перцовку, и даже Ветрогонку, однако при непременном условии, чтобы я купил у него весь завод. Делать было нечего, и, чтобы получить этих двух кобыл, я купил у Сахарова весь завод. Он мне его погрузил в Тулу, после чего навсегда покинул деревню и больше туда не возвращался. Вскоре он умер в Одессе.