Я попросил брата купить жеребца. Вскоре получил письмо, что жеребец называется Холстомером, куплен за 100 рублей, но он в таком ужасном виде, что не менее месяца его надо кормить, прежде чем отправлять ко мне. Когда привели Холстомера в Прилепы, я увидел, что это замечательный жеребец. В нем было шесть вершков росту, он имел хорошую спину, был необыкновенно глубок, совершенно правилен и сух, как степная лошадь. Правда, корпусом тяжеловат. Породы Холстомер был очень интересной, имел около семи восьмых орловской крови. Он был туп на езду, потому и развозил в Одессе пиво. Холстомер пробыл у меня в заводе около пяти лет, а затем я продал его Ф. И. Лодыженскому. Холстомер давал превосходных по себе детей, но не резвых. Окрестные крестьяне, помещики средней руки, священники и прасолы охотно крыли с ним своих кобыл и очень его ценили. В нашей местности от Холстомера осталось целое племя превосходных пользовательных лошадей.
Второго жеребца для пегого завода я купил также на юге, в Киевской губернии. Это был англо-араб Тромбач завода графини Браницкой, блестящая во всех отношениях лошадь. Хотя он пришел ко мне стариком, однако дал много превосходных лошадей. Тромбач был необычайно хорош: когда ко мне в завод прибыла покупная комиссия коннозаводского ведомства во главе с генералом Клавером, жеребец произвел на них такое впечатление, что они предлагали за старика 700 рублей. Я его, конечно, не продал.
Ежегодно пегие кобылы крылись рысистыми производителями, не исключая и Громадного. Сын Громадного и Трамбовки, вороно-пегий Холстомер, и сейчас состоит пробником в Прилепах. Однако лучшим пегим жеребцом, родившимся у меня, я считаю Леля, вишнево-гнедо-пегого жеребца от малютинского Сейма и Воейковской. Лель был очень резов, ехал четверти без трех и сейчас состоит производителем на Урале.
Пора наконец сказать о том, как содержался мой пегий полукровный завод. Все кобылы без исключения были в сельскохозяйственной работе или ходили в езде. Таким образом, они одновременно были заводскими матками и обслуживали имение. Их приплод должен был в дальнейшем давать хороший доход. Содержались все кобылы просто, как обыкновенные сельскохозяйственные лошади, но после выжеребки нормы фуража увеличивались и на некоторое время кобылы освобождались от тяжелых работ.
В Тульской губернии я ввел моду на пегих лошадей и сам ездил только на пегих. В то время у меня на разъездной конюшне стояла вороно-пегая четверка, рыже-пегая и гнедо-пегая тройки. Эти же лошади высылались за приезжими в Тулу, на Засеку и на Присады, и моих пегарей знали многие коннозаводчики и охотники. Не всем это нравилось, некоторые говорили, что это «пожарные выезды», поскольку в больших городах одна из пожарных частей всегда имела пегих лошадей. Но все отдавали должное моим пегарям, признавая, что они очень хороши по себе и замечательно подобраны.
Дело это мало-помалу развивалось, стало на твердую почву, и незадолго до войны я сделал уже первую крупную продажу. Графиня Толстая для своего тамбовского имения купила у меня тройку вороно-пегих кобыл и заплатила за нее 1500 рублей. Были и другие покупатели. Нисколько не сомневаюсь в том, что мои пегари нашли бы себе хороший спрос и в будущем этот завод, ведомый на началах коммерческого расчета, не только производил бы превосходных пользовательных лошадей, но и приносил бы весьма значительный доход. Я лелеял также мысль отвести и рысаков, а затем ехать на них на призы – разумеется, пока в низших группах. Для этой цели я и брал в аренду у Телегина его знаменитую рыже-пегую кобылу, имевшую пятнадцать шестнадцатых рысистой крови, в ее родословной были имена таких производителей, как Могучий и Лишний. Ее сын от якунинского Петушка имел бы уже тридцать одну тридцать вторых рысистой крови.
После революции мой пегий завод развели крестьяне. Прошло каких-нибудь десять лет, и от всего этого богатства не осталось и следа! Лишь изредка в окрестных деревнях нет-нет да и промелькнет замечательная пегая лошадь «бутовской» породы, как окрестили ее местные крестьяне. Тяжело видеть, как все гибнет и уничтожается у нас в России…
Комментарии к иллюстрациям
Иллюстрации к трехтомному изданию работы Я. И. Бутовича «Архив сельца Прилепы» были собраны в разных местах; иллюстративный ряд построен по определенному принципу, который необходимо объяснить.