Архив Шульца

Деньги были готовы. Вечером, накануне визита Стасика, он опять зажал ствол пугача в тиски. Теперь надо было попробовать отпилить кусок ствола вместе с пробкой и маленькой дыркой сверху. Сам ствол, как ни странно, оказался мягче пробки. Он пилил очень медленно, чтобы не слышали родители и Джей. Когда он пропилил примерно на три миллиметра, раздался стук в дверь. Он быстро извлек пугач из тисков, спрятал в ящик и открыл дверь.

– Шушенька, – сказала мать ласково, – к нам на минуту забежали Поспеловы, они были тут рядом в кино. Они просят вернуть пугач.

– Да, да! – быстро сказал Шуша. – Сейчас сложу все в коробку и принесу.

Он быстро замазал царапины и надрез черным фломастером, подаренным теми же Поспеловыми, аккуратно упаковал в картонную коробку с выдавленным на крышке знаком – три переплетающиеся буквы S & W в круге, – перевязал бельевой веревкой двойным морским узлом и выбежал в коридор.

– Ну что, – весело спросил Поспелов, – наигрался?

– Да.

– Ты что такой бледный? – поинтересовалась Поспелова.

– Голова болит, – сказал Шуша дрожащим голосом, – простудился, наверное.

– Выпей аспирин и ложись под одеяло…

Поспеловы, с которыми Шульцы продолжали общаться еще много лет, никогда не заговаривали об изуродованном пугаче. То ли не хотели огорчать родителей, то ли так и не открыли коробку.

День звонков

– Hello?

– Mister Shults? – женский голос с сильным русским акцентом.

– Да. Но со мной можно по-русски.

Она смеется.

– Так, пожалуй, легче. Я из Москомархитектуры. Хотим вас поздравить, ваш проект занял первое место. Cor… Congratulations!

– Серьезно? Это не розыгрыш?

– Нет, что вы! Официальное письмо вам уже отправлено.

– И что это значит? Будем строить?

– Ну, не сразу, конечно. Но, может быть, и будем. Мэру проект понравился. Он сказал: “Сразу видно, что не иностранец делал”. А пока мы вас приглашаем на торжественную церемонию. Визу, билеты, гостиницу мэрия берет на себя.

У Шуши кружится голова. Он победил Фостера, Бофилла и Либескинда?

Конечно, победа на конкурсе ничего не значит. Таких конкурсов было много. И ничего не построено. И вряд ли будет. Но полететь в Москву? После стольких лет? Как там у Набокова? Что-то вроде “черное пятно в моем сознании размером в одну шестую часть суши”. Я увижу свой дом на Русаковской. Может быть, даже смогу зайти в свою бывшую квартиру.

Женщина из Москомархитектуры продолжает что-то говорить.

– Извините, – перебивает Шуша, – тут очень плохая связь. Я не расслышал.

– Я говорю, что с нами работает одна аспирантка из МАРХИ. Она писала диплом про ваши проекты. Просила меня узнать, может ли она вам написать, – ей нужно передать вам какую-то книгу…

– Да пусть напишет, что за церемонии, я не Фрэнк Гери[71].

Верно, он даже сможет поехать в Баковку? Пойти через лес… но к кому? Никого в живых не осталось. Увидеть старых друзей? Почти все живы, но о чем он может с ними говорить? И откуда эта аспирантка знает его проекты?

Снова звонит телефон.

– Мистер Шульц? Это Джеффри снизу. Вам тут посылка. Спускаться не надо, Боб поднимет ее к вам на тележке, она тяжелая.

Через несколько минут стук в дверь.

– Куда ее ставить? – спрашивает улыбающийся Боб с тележкой, на которой стоит огромная разваливающаяся картонная коробка.

– Прислали по почте? – спрашивает Шуша.

– Вроде нет. Как она попала в вестибюль, ни я, ни Джеффри не заметили.

– Ставь прямо тут, – говорит Шуша. – Я разберусь.

– Yes sir!

Шуша нащупал в кармане доллар и сунул его Бобу.

– Thank you sir! – сказал Боб и вышел.

Шуша принес длинный кухонный нож, сел на пол рядом с коробкой и начал вскрытие. Из коробки донесся слабый запах плесени.

Опять звонит телефон. Загадочный код, 233.

– Hello?

Знакомый, чуть хрипловатый голос:

– Ты помнишь, что у нас с тобой был сын? Что ты скажешь ему, когда вы встретитесь там?

– Рикки?

– Ты же знаешь, что души не умирают, даже души нерожденных младенцев. Что ты скажешь ему?

– Не знаю. А ты?

– Я просила прощения у Бога. Буду просить у сына. За некрещеных младенцев можно ставить свечку. За тебя я тоже молюсь. И за сестру твою, чтобы Бог простил ей ее прегрешения…

– Какие у нее могли быть прегрешения?

– Ты же знаешь, что самоубийство – такой же грех, как и убийство, ибо “тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не принадлежите самим себе, ибо вы куплены дорогою ценою…”

Рикки продолжает говорить, а он, не выпуская из одной руки телефона, а из другой шкатулки, идет в ванную, потом медленно, по одной, бросает бело-розовые таблетки в унитаз, спускает воду и внимательно смотрит, как они, кружась, исчезают в пучине.

Рикки все еще говорит…

Глава седьмая Последний сеанс