Архив смертников

Подкрасться незамеченным было невозможно. Поднять стрельбу — сбежится весь город. Те трое точно прибегут, они и так неподалеку. За жидкой лесополосой проглядывал фабричный забор. Почему-то вспомнился практически бесшумный ампуломет — несуразное оружие Красной Армии на начальном этапе войны. Громоздкий лафет из сваренных стальных труб, ствол с патронником, прицельное приспособление. Все это «несчастье» было неповоротливо, весило 28 килограммов. С ампулометом справлялись трое — наводчик, подносчик и заряжающий. Ампула с горючей смесью выбрасывалась на 250 метров, и в случае прямого попадания вражеская техника (живая сила, полевые укрепления) охотно сгорала. Проблема состояла в том, чтобы попасть и самому не загореться. Эти штуки применялись при обороне Ленинграда, и в целом с задачей справлялись. В 42-м производство ампулометов свернули, появлялись другие средства ведения боя: новые артиллерийские образцы, противотанковые ружья.

Офицер что-то бросил мотоциклисту. Тот захлопнул крышку багажника, используемую как хранилище инструментов, повернул ключ в замке зажигания. Двигатель работал ровно, без пробуксовок. Офицер удовлетворенно кивнул. Одобрительно крякнул гуляющий по опушке обер-гренадер. Все трое рассаживались, когда за их спинами выросла фигура! Они не слышали за треском мотора, как кто-то подбегает. Два выстрела из «ТТ» — больше и не надо. Мотоциклист уткнулся лицом в руль, сидящий сзади повалился на сослуживца. Офицер, гнездящийся в коляске, резко повернулся, холеное лицо исказилось от страха. Он начал подниматься — искривленный позвоночник свела судорога. Стрелять (то есть «портить шкурку») не хотелось. Багажник на закорках оставался открытым, Алексей выхватил из него тяжелый гаечный ключ, шарахнул плоской гранью по виску. Офицер издал неприличный звук и потерял сознание. Ноги стали разъезжаться. Алексей подхватил его, пристроил вниз головой поперек люльки, забрал автомат, а сам стал пятиться за приземистую, расползшуюся по оврагу лещину. Он лежал за ней, наблюдал. Трое на втором мотоцикле где-то здесь, они не могут покинуть территорию без приказа, вряд ли у них есть рация. Терпения не хватало, местность за дорогой, прилегающая к фабрике, не подавала признаков жизни. Играют с ним, что ли? Он вскинул руку с часами. День неторопливо тащился, скоро три часа пополудни. Слишком многое вместил в себя этот день, а результатов бурной деятельности как не было, так и нет. Мертвые солдаты «паровозиком» сидели на мотоцикле. Тот, что сзади, доверчиво положил голову на спину «пилота». С этими все было ясно. Внезапно офицер застонал, сполз с люльки, сел на землю, привалившись к ней спиной, открыл мутные глаза и начал ощупывать пострадавшую голову. Последняя плохо соображала, он не понимал, что происходит. Но рука машинально потянулась к кобуре, впрочем, упала, сил извлечь пистолет не хватило. Он попытался подняться, снова схватился за край коляски. Пришлось Алексею снова пуститься в путь. Офицер услышал шаги, обернулся, снова потянувшись к кобуре. Алексей ускорился и сильно ударил его во второй висок. Офицер повалился, как набитое песком чучело. Округа, как ни странно, безмолвствовала. Далее Макаров работал быстро. Стащил солдат с мотоцикла, у одного позаимствовал пару запасных магазинов к автомату, с другого снял походный ранец, вытряхнул содержимое в траву, а ранец надел на себя. Схватил офицера за шиворот, поволок за лещину. Пока тащил, тот опять начал издавать какие-то звуки. Он аккуратно спустил его вниз, чтобы не испачкать мундир, забрал пистолет и, вскарабкавшись наверх, распластался за лещиной. Терзало неясное беспокойство. Но фабричный забор за опушкой помалкивал. Он терпеливо выждал несколько минут, потом снова скатился вниз. Обер-лейтенант стоял на четвереньках, смотрел на него мутным взором. Кобуру он уже проверил и не обнаружил в ней «парабеллума».

— Кто ты такой, черт тебя подери? — прохрипел он по-немецки. — Что ты хочешь?

— Я много чего хочу, — усмехнулся Алексей. Язык Гёте, Шиллера и Йозефа Геббельса он знал почти в совершенстве. Хотел он действительно многого: мира во всем мире, чтобы Германия поскорее загнулась и советские люди перестали гибнуть (а также всех погибших вернуть обратно), чтобы в Советской стране воцарились мир и справедливость без всяких репрессий, перегибов и «головокружений от успехов». Имелось и «узкое» пожелание: выловить в ручье золотую рыбку и упросить ее сделать так, чтобы гитлеровцы не спешили с вывозом архивов. — Но ты о моих желаниях уже не узнаешь, господин обер-лейтенант.