— Кумбрык, как всегда, перепутал кислое с пресным. Степану Половникову на империалистической осколком снаряда ступню раздробило, и вернулся Степан с войны на костылях. Нога с годами поджила. Стал кузнец, прихрамывая, ходить, как говорится, на своих двоих. А костыли раньше делали крепкие, из дуба. Половников за ненадобностью отдал их Жаркову. Дядя Афоня, помню, шутил, что дохромает на царских костылях до коммунизма. Стой… — Арсентий Ефимович словно запнулся на полуслове. — Знаешь, Игнатьич, смутно мерещится, вроде бы Жарков, расставаясь со мной в тот вечер, не то пошутил, не то всерьез сказал: «Ну, Арсюшка, завтра, пожалуй, я без твоей помощи Аплодисмента запрягу»…
— К чему это было сказано?
— Не могу сообразить. Или дядя Афоня в одиночку куда-то ехать хотел, или иное что подразумевал… — Инюшкин вновь задумался. — Вот, Игнатьич, еще подробность вспомнилась: Афанасий Кирилыч никогда не расставался с колхозной печатью. Она всегда у него в нутряном кармане кожаной тужурки хранилась, в железной баночке из-под вазелина. Как понадобится заверить какой-нибудь документ, Жарков вытащит печатку, хукнет несколько раз на нее и — шлеп по бумаге!
— Какие отношения у Жаркова с народом были?
— Народ за Афанасия Кирилыча горой стоял.
— Обожди, Ефимыч, обожди, — вдруг заторопился Кротов. — А помнишь, как после пожара на крупорушке Жарков чуть не пришиб костылем Илью Хоботишкина?..
— Такого поганца, как Хоботишкин, мало было пришибить, — Арсентий Ефимович сердито шевельнул усами. — Его по тем строгим временам за учиненный поджог могли запросто расстрелять. Однако Афанасий Кирилыч, когда перекипел, заступился за поджигателя и отправил Илью с его выводком живехоньким в Нарым.
— Не затаил ли Хоботишкин на Жаркова зло за раскулачивание? — спросил Антон.
Инюшкин развел руками:
— Кто знает… Вообще-то Илья — мужик нехороший был, хитрый. Вечно прибеднялся. В допотопном армячишке ходил, а такой двухэтажный домина в Березовке имел, какого ни у кого не было. Мог, конечно, он затаить камень за пазухой. Только, Игнатьич, если подумать, из Нарыма до Березовки никакой камень не долетит.
— Обожди, Ефимыч, обожди! — опять вмешался Кротов. — А помнишь, как осенью тридцать второго года у той же Ерошкиной плотины вытащили из воды мертвеца и мужики толковали, будто на нем был армяк Ильи Хоботишкина?..
— Так это ж только догадки насчет армяка были.
— В тридцать втором, говорите, мертвеца вытащили? — заинтересованно уточнил Антон.
— Так точно. Ровно через год, как Жарков пропал, — ответил Кротов.
— С исчезновением Жаркова это никак не вяжется?
— Разговоров таких вроде бы не велось.
— Вы тот труп видели?
— Нет. Нас, мальчуганов, близко к нему не подпустили.
— Следствие было?
— Приезжал кто-то из райцентра, да, по-моему, ни с чем уехал. Утопленника быстро зарыли на Березовском кладбище.
Не новичок в уголовном розыске, Антон Бирюков знал, как неистощима выдумщица-жизнь на самые невероятные случайности. Но было ему известно и то, что кажущаяся на первый взгляд случайность нередко является закономерностью, а из отдельных разрозненных фактов в конце концов выстраивается логическая картина происшествия.
Беседуя с Инюшкиным и Кротовым, Антон сосредоточенно пытался увязать случайно разрытое мелиораторами старое захоронение с загадочным утопленником у той же, Ерошкиной, плотины. Однако от скудности информации все попытки Антона пока оставались бесплодными.
В середине дня Бирюков и Кротов, неторопливо проехав на милицейском мотоцикле по Серебровке, остановились у дома деда Лукьяна Хлудневского.
Глава 6
Хлудневский, по-старчески сгорбясь, небольшим топориком тесал во дворе жерди. Увидев вошедших к нему в ограду Кротова и Бирюкова, он ничем не проявил удивления, словно давно поджидал их. Прикрякнув, старик легонько воткнул топорик в неошкуренную березовую чурку, устало потер поясницу и со смущенной улыбкой ответил на приветствие:
— Здравствуйте, здравствуйте…
— Хозяйство поправляешь? — спросил старика Кротов.
— Давно прицеливаюсь у сеновала крышу перекрыть, да все руки не доходят.
— Куда только пенсионеры свободное время убивают? — улыбнулся участковый.
— Бог знает, откуда разные дела берутся. С самого утра кружишься по двору и постоянно заделье находится, — дед Лукьян, заложив за спину руку, опять потер поясницу. — По службе ко мне заглянули либо просто так проведать пришли?
— Хотим о прошлом побеседовать. Выкроишь для разговора часик — другой?..
Хлудневский лукаво прищурился:
— Смотря какой разговор пойдет. Если интересный, можно и до вечера проговорить. — И сразу предложил: — Пройдемте в избу. Что-то крестец сегодня у меня постреливает. Вероятно, вот-вот дождик занудит.
— Бабки Агафьи нет дома?
— К Феде Половникову Агата ушла, допоздна будет у него библию слушать, — с ироничной усмешкой ответил дед Лукьян.
Следом за стариком Кротов и Бирюков вошли в светлую горницу, обставленную современной мебелью. О старине напоминала лишь темная икона в переднем углу, рядом с которой на красочном плакате улыбался Юрий Гагарин. Весь угол под иконой занимал цветной телевизор с большим экраном.