– Гарри, скажи честно: его можно исцелить? Или ты просто хочешь выиграть время?
Я пожал плечом и покачал головой:
– Не знаю.
– Не знаешь?!
– Пойми, вся эта затея – сплошная импровизация. – Я подумал о брате, запертом в кристальной тюрьме на всю обозримую вечность. И о Жюстине с малышом – без отца. – Но попробовать я обязан.
– Да, обязан, – кивнула она и выдохнула сквозь стиснутые зубы.
Под размеренное тарахтение катера мы оба смотрели в сторону приближавшегося Чикаго, и я чувствовал, как в тишине растет напряжение.
Ладонь Кэррин скользнула в мою.
В городе уже горели огни, хотя мы увидим их, только оказавшись ближе к берегу. Свечи в окнах. Костры в мусорных баках.
Но пока что Чикаго был тихим, темным и неестественно спокойным.
Он ждал.
Где-то там спит моя дочь, а Мыш лежит в ногах и охраняет ее сон.
Я вспомнил, как чудовищный алый луч из Глаза титанши крошил камни маленького замка Марконе.
– Это… – прошептал я, – уже слишком.
– Ты о чем? – не поняла Кэррин.
– О масштабах, – сказал я. – Это не междоусобица, которой можно найти хоть какое-то объяснение. И не частный детектив-оригинал со своими причудами. Это целый город. Этне и король Корб не обременяют себя маскировкой. Прольется столько крови, что Чикаго взвоет благим матом.
– Люди будут в ужасе, – согласилась Мёрфи.
– И первым делом ополчатся на тех, кто вызывает этот ужас, – подхватил я. – Да так, что испанская инквизиция покажется кучкой аниматоров в детском кафе.
– Если у Корба и Этне все получится, – поежилась Мёрфи, – между смертными и сверхъестественным миром начнется война.
– Ага, – угрюмо ответил я, глядя вперед, где во тьме вырисовывались призрачные очертания моего города; я выжал из старенького мотора все, на что он способен. – Если.