Архивы Инквизиции: Инцидент при Драконьем Клыке

Тем временем между постройками промелькнули черные ломанные силуэты и на жидкий строй наемников вылетел авангард потрошителей. У двоих сразу лопнули черепа, стрелки били в глазницы с такой меткостью, что длинноухие ублюдки удавились бы от зависти. Взмахнувший молотом Лад отправил очередную тварь в короткий полет к склепу, где та, впечатавшись в стену, рассыпалась черным прахом. Еще одно плавное движение воина, и следующий потрошитель уже вколочен в невысокую траву. Буян принял своего «гостя» на встречное движение щитом. Удар вышел настолько сильным, что очередная тварь покинула поле боя, осыпавшись прахом. Следующую тварь Шут приголубил шестопером, начисто снеся черный клыкастый череп. Пока панцирники сдерживали нежить, еще четыре черепа повстречалось со стрелами. Последнюю тварь припечатал к оградке прилетевший от Лада щит, который тот, не напрягаясь, метнул с дюжины шагов.

Сказать, что Михей был удивлен — это не сказать ничего. Сам войт за свою довольно длинную жизнь с нежитью на коротких дистанциях не сталкивался. Но вот сослуживцы у него были разные. Некоторые рассказывали такие байки, что от страха волосы вставали не только на голове, но и в подмыхах. И все эти байки сходились в одном: если нежить сильная, то превосходство в численности солдат должно быть втрое. И поддержка хотя бы одного священника в обязательном порядке. В этом случае потери среди охотников на нежить можно свести, всего лишь, к четверти от первоначального состава. А тут четыре воина, без особого для себя урона, играючи разобрались с превосходящей их группой очень неслабых неживых. Вопросы к наемникам накапливались, напоминая снежный ком. Ну ничего, закончат здесь и Слав не отвертится от подробной беседы. Тем временем воины вернулись под защитную печать на вершине холма.

— Даже размяться не успели, — заявил Ждан, напарник-стрелок Слава.

— Так еще ничего и не кончилось, — отец Радомир тяжело вздохнул. — Еще даже и не началось толком.

Еще пару минут ничего не происходило, а потом из леса возле часовни показались две знакомые фигуры, одна из которых тащила третью. Когда они вошли под купол, Михей ахнул.

— Агна! А ты то что здесь делаешь?

— М-мм-м-м! — ответила на это Агна.

Молодая, красивая, только вошедшая в пору юности русая девушка была войту знакома. Простое деревенское платье на ней было подрано и измазано грязью и травой. Видимо наемники не особо с ней церемонились и, связав ей руки за спиной, волоком протащили всю дорогу. Кое-где через грязь проглядывали красно-бурые пятна, как будто запекшаяся кровь. Под правым глазом на довольно симпатичном лице наливался синевой свежий бланш. Рот закрывал тряпичный кляп, лицо неравномерно покрывала грязь, смешанная со слезами. Время от времени девушка громко хлюпала носом.

— Вы ее знаете? — спокойно поинтересовался Курт.

— Сирота это. Наша. — растерянно проговорил Михей. — На призрении[20] у городского совета находится. А что с ней такое?

— Нашли ее в центре багровой печати, похожей на ту, — Богша Хлыст кивнул в сторону Стены Скорби. — Только по размеру поменьше. Вокруг нее в круге печати лежало шесть трупов. Связанные, в рясах. У всех перерезано горло. Вот это было у нее.

Богша бросил жнецу какой-то предмет. Курт посмотрел на пойманную вещь и ласково улыбнулся. Так, что по хребту Михея пробежался мороз, а Агна, наконец, затихла в руках наемников и уставилась на жнеца, как мышь на кота.

— Отец Радомир, сколько было священников?

— Шесть, — ответил приор, внимательно разглядывая девушку.

— Да что тут происходит?! — возмутился Михей.

— Она — некромант, — медленно произнес священник. — Это на нее завязан призыв Высшего, так, Курт?

— Верно, — произнес жнец, показывая обломок ритуального обсидианового ножа в руке. — А вот этим она зарезала священников, инициировав их кровью заключительную часть обряда.

— Да бред! — возмутился Михей. — Как она могла заколоть шестерых здоровых мужиков?!

— Вот сама сейчас и расскажет, — кивнул следопытам Курт.

Как только Горан избавил девушку от кляпа, та сразу заголосила:

— Отпу-усти-и-ите-е ме-еня-а-а! — По лицу девушки бежали слезы, оставляя на нем грязные дорожки. Агна с шумом втянула сопли. — Я-а-а не в че-ем не винова-а-ата-а-а! Дя-адя Михе-ей, ну скажи-ите же-е и-им!

— Отпустите ее, в самом деле, — заступился за девушку войт. — Ну не верю я, что она могла такое сотворить. Она ж у нас на глазах росла. Никто зла ей не чинил, все хорошо относились. Ну не могла она всем смерти — то желать, тем более такой лютой.

— А вера тут и ни причем, — холодно процедил Курт, и, одним движением оказавшись возле Агны, влепил ей пощечину тыльной стороной перчатки, усыпанной серебрянными шипами. От боли девушка взвыла, а дернувшиеся ей на помощь войт и Зоран неожиданно обнаружили кончики дымчатых клинков у своих шей.

Порыв ледяного ветра прошелестел в траве, лицо жнеца осунулось, побледнело, черты заострились, глаза затопила тьма, а рот наполнился игольчатыми зубами. Жнец улыбнулся, и, повернув к себе лицо девушки за подбородок, прошипел-прорычал: