Архивы Помпеи

— Завтра нас даже дома не будет. Мы пойдем к Фланцам. Они давно нас зовут.

Верпелети кивнул и подошел к телефону.

— Прошу Зебегеня Фланца. Привет! Это Верпелети. Скажи, что вы делаете завтра? Мы хотели к вам заскочить… Хорошо… Привет!

— Что он сказал?

— Сказал, чтобы мы приходили. Завтра вечером их будут записывать для радио. Название программы «В гостях у семьи Фланц».

Позор

Прочитав об этом в газете, я знал, что мне надо делать. Я должен пойти к Верпелети. Нас связывает старая дружба. В трудные часы мой долг — быть возле него.

В заметке было написано: «Директора ресторана «Золотая собака» присудили к штрафу за то, что в находящемся под его руководством предприятии общественного питания разбавляли водой коньяк и подавали посетителям порции меньше предписанных правилами».

Я представил себе, что он сейчас чувствует. Его имя упомянуто прессой в заметке о жуликах! Бедный, заблудший парень! Несомненно, полубезумный и небритый, он блуждает сейчас где- то, не желая попадаться людям на глаза. Его гонят, преследуют угрызения совести. А он, бедняга, идет, бредет, бежит, не обращая ни на что внимания…

Я обязан сейчас же поговорить с ним! Набрал номер его домашнего телефона, попросил позвать моего друга. Приятный женский голос ответил, что его нет дома.

— Вы не знаете, где он?

— Не знаю.

Просто фантастично, до чего равнодушны люди! Быть может, именно сейчас, в эти минуты, он подводит итог своей жизни: где он ошибся, что толкнуло его по наклонной плоскости, на которой уже нельзя было остановиться. Я видел перед собой Верпелети, стоящего на берегу Дуная и смотрящего на воду, темно-зеленую, мутную воду. Отто, не надо!..

Нужно что-то предпринять! Я набрал номер треста ресторанов.

— Позовите, пожалуйста, Отто Верпелети.

— Его нет.

— Когда он придет?

— Он был, но ушел.

— Не знаете, куда?

— Не знаем.

А зачем им знать? О, это равнодушие! Неужели мы никогда не изменимся? Был, но ушел. Быть может, туда, откуда нет возврата. Его назвали в газете жуликом, и этот позор он не мог перенести. Да и как теперь смотреть в глаза жене, детям? Безусловно, он не спал ночь, метался в бессоннице по кровати, а сейчас, усталый и сломленный, бродит там, где не видно людей. Может, ищет сук покрепче, на котором… Отто, не надо! Ты еще выберешься на истинный путь!

Дрожащей рукой я набрал номер ресторана.

— Алло! Ресторан «Золотая собака»? Прошу Отто Верпелети!

— Сию минуточку!

Наконец я его поймал!

.— Отто, это ты? Я сейчас же буду у тебя. Обещай, что ты никуда не уйдешь и ничего не сделаешь! Обещаешь? Мне необходимо с тобой поговорить!

Я сел в такси, чтобы поскорее добраться до него. В матине снова перечитал заметку. Что он ощутил, когда увидел свое имя? Вероятно, побледнел, газета выпала у него из рук, и ему пришлось за что-то ухватиться, иначе он грохнулся бы. Потом он посмотрел в зеркало и с омерзением отвернулся, увидев отражение жулика. А затем, когда я ему позвонил, он понял, что я все знаю.

и подошел к домашней аптечке поискать успокоительное лекарство, потому что сердце забилось… Господи, уж не решил ли он отравиться?

Наконец я приехал. Ворвался к нему и крикнул:

— Отто, не надо! Не делай глупостей! Еще не поздно!

— Ты о чем?

— Я прочел в газете. Я все знаю!

Верпелети махнул рукой.

— Из-за этого ты взволновался? Напрасно. Я уже уплатил штраф…

В этот момент я упал в обморок. Волнение, тревога совершенно вымотали меня. Когда я пришел в себя, Верпелети заставил меня выпить рюмку коньяка.

Он был разбавлен водой.

То же, но лучше

Я дважды смотрел одну пьесу.

Сначала в театре, потом дома, по телевидению.

В театре, говоря откровенно, пьеса мне не понравилась. Весьма не понравилась. А вот по телевизору было не так уж плохо.

Это заставило меня задуматься: что тому причиной? В спектакле ничего не изменилось — те же актеры произносили тот же текст на сцене того же театра.

Так в чем же тут дело?

Потом я догадался.

Да, та же самая пьеса, но когда ее смотришь дома, сидя в кресле, развалившись и покуривая, думая о Ковачах, которые отдали за два театральных билета шестьдесят форинтов, не так уж это плохо…

Та же самая пьеса, но когда дома сидишь в кресле, покуриваешь после хорошего ужина, думая о Ковачах, которые отдали за билеты шестьдесят форинтов и вдобавок, возвращаясь домой, промокли под дождем до нитки, — ах, это — блаженство!..

Та же пьеса дома, когда можно встать с кресла, погулять по квартире, потягиваясь до хруста в костях, почесываясь, — эх, хорошо!

Та же пьеса дома — посидел в кресле, развалившись, докурил после хорошего ужина, побродил по квартире, потянулся до хруста в костях, почесался, потешился мыслью о Ковачах и о том, что телевизор в любой момент можно выключить, — прелесть!

Та же самая пьеса, но когда ты дома, в пижаме, в кровати, с думочкой под головой, с хорошей книгой, с мыслью о милой Манцике, — упоение!

Та же пьеса дома, когда ты подремываешь в постельке, закрывшись до подбородка, — шедевр!

А если дремлешь, укрывшись с головой, — классика!

И та же самая пьеса, когда она идет, а ты сладко спишь, — о, в этом уже есть нечто шекспировское!..