Архивы Страшного суда

— Улетайте, если не для себя, то ради меня. Мне не нужно тогда будет прятаться в больнице, подводить друзей… И про эту встречу они не узнают, если все сойдет гладко… Вы не приехали, значит, я не нужна… То есть не нужна в данный момент, но могу понадобиться в будущем как приманка для вас… А это значит: на какое-то время я в безопасности… Во всяком случае не арестуют до поры до времени… И еще… Сейчас мы зайдем за «Ивана Грозного» и я суну вам в карман несколько листков… Это что-то вроде реферата по моей работе… Написано по-английски, так что вы всегда в случае обыска можете сказать, что это ваши заметки… Увезите хотя бы их — для меня это будет большим облегчением… Нет-нет, смотрите только на «Ивана». Разве вам неинтересно, какое лицо бывает у человека, перебившего миллион своих послушных подданных?…

Они уже почти завершили круг и вернулись к вестибюлю, когда из боковой двери на них выбежал Илья, то утыкающийся в каталог, то наставляющий на картины сложенную из пальцев рамку, то списывающий названия в блокнотик.

— Он через два зала… Идет сюда… Кончайте, кончайте…

Сквозь стиснутые зубы английские слова протискивались в таком уже искаженном виде, что только Лейда смогла понять их. Она притянула голову Силлерса, чмокнула его в щеку: «Спасибо за все, за адрес, улетайте, даст Бог — еще увидимся; Ильюша, и ты тоже — завтра домой» — и быстро пошла прочь, обогнула вливавшийся с грохотом отряд заезжих экскурсантов, исчезла за колоннами.

Это было так хорошо — снова, после стольких месяцев видеть маму — пусть хоть ненадолго — такой счастливой, что Илья почувствовал, как комок в горле начинает рассасываться, как предметы и люди вокруг оборачиваются своей лучшей стороной. Экскурсанты больше не казались такими стадно-равнодушными, отбывающими музейную повинность, жара на улице приятно ласкала кожу, хлорофосный запах с деревьев — последствия газовой атаки на гусениц — улетал прямо в небо, не достигая ноздрей, зубастый и лохматый Силлерс приветливо обнимал за плечи, и даже ожесточенное беспокойство на лице тащившегося сзади шпика могло быть отнесено, скажем, на счет внука или внучки, лежащих дома в тяжкой вирусной ангине. И в этом состоянии облегчения, довольства, гордости собой так легко было, отведя симпатичного иностранца обратно на безопасно утоптанную интуристовскую тропу и попрощавшись с ним (все же без поцелуев можно было бы и обойтись), — так легко было вернуться к телефону-автомату в вестибюле, опустить в него скользкий от пота медяк, набрать номер и сказать весело и непринужденно:

— Ну что, все сортируешь слова? Хрипы, шорохи и стоны? Вырваться не сможешь? А то я освободился раньше, чем думал, а завтра уезжать. Пошли бы куда-нибудь или за город съездили… Или домой сначала… Потому что теперь у меня тоже заноза — хорошо бы вытащить…

— Ого, — сказала Виктория. — Ай да братец. Ай да храбрый. Но уж больно долго ты собирался. Так что извини — сегодня не смогу. Тут у нас компания, вечеринка, то да се. Если ночевать не приду, не волнуйся. Вообще же я за эти дни столько навынималась всяких заноз, хорошо бы и отдохнуть. Целую на всякий случай, счастливый путь. Кланяйся своим в Таллине.

В обратную, в худшую, в черную сторону все предметы завертелись не медленно и плавно, а с омерзительными рывками, щелчками, стуками.

Стало больно и горячо лицу.

Запах мочи и курева наполнил будку.

Спускавшаяся по лестнице заграничная старуха с голубыми волосами вдруг остановилась, глубоко засунула в рот два пальца и с громким чмоком вогнала на место соскочившую челюсть.

В довершение всего по вестибюлю проплыл радиоголос, призывавший к телефону некоего мистера Флинграма, и вислогубый шпик, мозоливший глаза весь день, радостно вскинулся и затрусил по диагонали к протягиваемой ему трубке.

Август, первый год до озарения, Вена

1

В последний раз упорная продавщица прокатила свою позвякивающую этажерку с напитками и закусками уже всего лишь за полчаса до Вены. Устало улыбаясь, она тянула ее по проходу вагона, медленно, как соблазнительную блесну, перед сонно-рыбьими глазами пассажиров, и Цимкер не выдержал: купил сэндвич, банан, а потом и маленькую бутылочку виски, а к ней и жестянку клаб-соды. Стоило потерпеть еще немного, и тогда уж можно было бы вознаградить себя за утомительное путешествие нормальным обедом в ресторанчике на Шоттенринге. Но нельзя же все делать только разумно, правильно и занудно! Нужны и спонтанные поступки, и взрывы страстей, нужно дать волю инстинктам. Потекла слюна на сэндвич — значит, тут же хватай его и ешь и запивай виски с содой. А нормальные обеды будут у тебя потом всю неделю. И хватит об этом!

Вокзал Зюдбанхоф имел прямой спуск в метро, так что можно было не выходить на улицу, под все еще горячее солнце. Окутавшись собственным грохотом, поезд подземки нырнул в туннель, но Цимкер хорошо уже изучил эту ветку — держал темные очки наготове и тут же надел их, когда вагончики вылетели на поверхность.