— Герр доктор! Похоже, больной хочет что-то сказать нам.
Только тут спасительные шторки сработали, наконец задернулись, и Цимкер провалился в глубокий обморок.
Как проснувшийся человек первым делом кидается мыслями к самому важному, что он оставил перед сном, так Цимкер первым делом кинулся к боли. Боль была все там же, но все же не хлестала с такой силой, текла вязко и густо, через локоть, плечо и шею — не дальше. Он увидел свою прикованную руку, посиневшие, торчащие из ослабленного зажима пальцы, кровь, сочащуюся из-под ногтей, струйками стекающую под наручник, на манжет рубашки, и поспешно отвел глаза.
Машина стояла под кустами, на обочине сельской дороги. Солнце уже зашло, но каменный амбар на другом конце поля был виден отчетливо, каждый гранитный валун в кладке очерчен известковым контуром.
Водитель, сидя вполоборота, листал записную книжку Цимкера, проглядывал бумажник.
— Что-то я не нахожу того, что нам нужно, господин Цимкер. Каракули у вас просто невообразимые. Не поможете ли?
Итальянец развязал тесемки кляпа, выдернул мячик из стиснутых зубов.
— Я не знаю… Что вы хотите… Я очень маленький человек… Вряд ли от меня вам будет толк… Но все, что могу, конечно…
Онемевшие губы не слушались, язык тоже с трудом укладывал звуки в слова.
— Мы никак не можем встретиться с синьором Умберто. Он такой нелюдим. И со странностями. Никогда не дает своего адреса в телефонные справочники. А у нас очень заманчивое предложение для него. Очень, очень заманчивое.
— О, синьор Умберто… Вот кто вам нужен, понимаю… Действительно, он крайне замкнут… трудно доступен… Я и сам никогда не видел синьора Умберто… Даже по телефону не говорил с ним… Знаю только понаслышке… Клянусь! — закричал Цимкер, видя, что водитель берется за рукоятку винта. — Я могу послужить посредником! Могу написать ему… Нет, не домой, конечно, никто не знает, где он живет, а на адрес «Фонда… Знаю номер почтового ящика в Риме… Ему передадут… Так всегда у нас делается…
— Ну вот, как удачно. А говорили «маленький человек». Номер почтового ящика — это уже кое-что. Видишь, Кемаль, с герром Цимкером можно вести дела. Можно и нужно. Что еще вы можете рассказать о Фонде?
— Ну, вы же, наверно, знаете… Финансирование научных исследований… Главным образом таких, которые могут иметь промышленное применение… С тем, чтобы первыми выйти на рынок… Риск, конечно, но Фонд считает, что оправданный… Одна удача может отыграть расходы на десять неудач…
— Да, никто больше не поддерживает науку бескорыстно, никто. Всюду правит чистоган. Капитализм загнивает и смердит все пуще. Но все же непонятно, зачем такая секретность? Зачем все эти трюки, зачем подражать Джеймсу Бонду, мистеру Смайли, Эркюлю Пуаро?
— Возможно, опасаются кражи технических секретов… Промышленный шпионаж теперь так развит… Фирмы охотятся… Меня, конечно, во все это не посвящают, это только мои догадки…
— Догадки нам не нужны. Расскажите лучше о себе. В чем состоят ваши обязанности? Кто отдает распоряжения? Куда вы переводите деньги?
— Я не знаю адресов… Только номера банковских счетов… И телефоны… Но все это у меня в конторе, в записной книжке ничего нет… Мы можем поехать туда, там вы найдете то, что нужно…
— В конторе вашей мы уже побывали. Остались очень недовольны приемом. Стальная дверь с сигнальной сиреной — это уже говорит о скверном характере хозяина. Но подключать к ней еще электрошоковое устройство — это просто антигуманно. Кемаль до сих пор не может оправиться. Правда, Кемаль?
— Долго все получается, камрад, — сказал турок. — Так долго нельзя. Пусть еврей поговорит, поговорит, а мы потом сразу будем ехать. Еврей говорит быстро, что знает, а мы едем скоро-скоро.
— Я знаю один телефон на память: 899-4437. Это в Испании, где-то под Барселоной. Я перевел туда недавно пятьдесят тысяч немецких марок.
Водитель, записывая, одобрительно кивал, что-то жирно подчеркивал.