Алексос медленно поднял яйцо над головой. От его тяжести у мальчика дрожали руки. Птичья царица прикусила губу.
— Мальчишка! — прошипела она. — Осторожнее!
Шакал велел:
— Отходим к двери. Давай, Алексос. Принеси его сюда!
Шаг за шагом Алексос приближался к лестнице. Птичьи воины заволновались, ужас просвечивал даже сквозь маски, но никто из них не отваживался и пальцем шевельнуть.
— Вы свободны. — Женщина раскинула руки. — Уходите! Никто вас не задержит. Только положите Нерожденного.
— Еще рано. — Голос Шакала был настойчив. — Принеси его сюда, мальчик. Не спеши.
Алексос кивнул, его лицо было сосредоточенно. Пот катился по лбу, заливал глаза, Архон вытерся рукавом.
— Друг, — простонал Орфет. — Будь осторожен.
Мальчик уже спустился наполовину. Гнездо скрипело и пошатывалось, готовое рассыпаться. Птица внимательно следила за ним с насеста. Вдруг она развернула крылья и ринулась вниз — Сетис не успел и рта раскрыть.
Алексос поднял глаза, дернулся, увернулся. Нога соскользнула; он с криком вцепился в перила.
Яйцо выпало у него из рук.
Оцепенев от ужаса, люди смотрели, как оно падает. Медленно, страшно медленно пролетело оно по широкой дуге сквозь исчерченную солнечными полосами темноту зала и ударилось об пол. Трещина расколола не только скорлупу, она пролегла по костям и черепам каждого, кто видел это. Сетис скрипнул зубами. Тишину разорвал пронзительный крик женщины и оглушительный треск. По камням рассыпались осколки толстой скорлупы.
Никто не шелохнулся. Потом Алексос испустил крик мучительной боли, пронзивший Сетиса, подобно ножу. Юноша тотчас сорвался с места, перескочил через разбитое яйцо, вскарабкался к мальчику. Алексос побелел от ужаса.
— Я его убил, — прошептал он.
Сетис подхватил его на руки.
— Не бойся. Ты не виноват.
На полу валялись обломки яичной скорлупы, острые и иззубренные. Изнутри сочилась бесцветная жижа, торчало мокрое жилистое крыло. Сетис отнес Алексоса подальше и брезгливо отвернулся. Потом его взгляд зацепился за нечто удивительное.
— Смотри!
Но Алексос громко рыдал.
Сетис так и подскочил, склонился над разбитым яйцом. Не обращая внимания на копье, нацеленное в шею, он осторожно поднял блестящий шарик, лежавший среди обломков скорлупы. В его пальцах блеснула звезда, голубая, как сапфир.
— Вторая звезда! — Стражники крепко держали Шакала, прижимая его к стене. На лице вора было написано изумление. — Она была в яйце?
— Убейте их! — сиплый голос женщины дрожал от горя. — Убейте сейчас же!
—
Алексос обернулся, по лицу его струились слезы. Он набрал побольше воздуха и заговорил:
— Это я виноват, а не они. Если кто-то и должен умереть, то только я.
У Сетиса отчаянно заколотилось сердце. Мелькнула предательская мысль:
— Ерунда! Сделай что-нибудь. Ты же Бог! Ты ведаешь всем, что происходит на земле, тебе подвластны жизнь и смерть. Покажи им, кто ты такой.
— Он прав. — Орфет покосился на женщину. — Докажи ей, что такое настоящий Бог.
Алексос поглядел на них, и его лицо озарилось светом надежды.
— А можно?
Он поглядел на разбитое яйцо, потом на птицу. Она сидела неподвижно, устремив на него немигающие глаза, как будто считала его хоть и жалкой, но законной добычей.
— Прости, — искренне сказал он. — Я этого не хотел. Я сделаю всё, что смогу, но есть на свете вещи, которых не исправить, мгновения, которых не вернуть.
Птица хрипло, пронзительно закричала. Алексос опустился на колени среди обломков яйца и посмотрел на женщину.
— Если у меня получится, ты нас отпустишь?
— Кто ты такой? — сдавленно прошептала она.
Он не ответил. Только опустил хрупкую ладонь в мутноватую жижу и осторожно погладил вывихнутое крыло нерожденного птенца. Уголком глаза Сетис заметил, как тревожно подался вперед Шакал. Орфет терпеливо ждал, еле заметно улыбаясь.
Дернулось перо. Или его коснулся ветерок?
Сетис приблизился.
Птенец шевельнулся. Женщина прижала ладони к губам. Легкая дрожь, трепет крыла.