Арктические походы Джона Франклина

20 октября Михель снова не пожелал выйти на охоту, а Ричардсон отправился собирать на скалах лишайник. Хепберн рубил дерево недалеко от палатки, а Худ сидел перед ней около огня. «Я, — рассказывает Ричардсон, — не успел еще отойти далеко, как услыхал выстрел и затем испуганный голос звавшего меня Хепберна. Подойдя к палатке, я увидел беднягу Худа, лежащего мертвым около огня. Казалось, его лоб был пробит пулей. Меня, как молнией, пронизала мысль, что несчастный в порыве отчаяния решил покончить с собой. Однако странное поведение Михеля навело меня на иные мысли, а при осмотре тела я увидел, что выстрел был произведен сзади. Дуло ружья лежало рядом с головой убитого. Ружье принадлежало к типу самых длинных, какие имеют индейцы, а для того, чтобы получилось такое ранение, необходимо было, чтобы кто-нибудь посторонний поставил его в такое положение. При допросе Михеля об обстоятельствах происшествия он отвечал, что Худ послал его в палатку за коротким ружьем, как вдруг длинное выстрелило. Нарочно или случайно получился выстрел — он не брался объяснить. Во время этого разговора со мной он держал короткое ружье в руке. Позднее Хепберн рассказал мне, что до выстрела Худ и Михель разговаривали между собой громко и сердито». Необходимо отметить, что хотя Ричардсон, не смотря на свои ужасающие подозрения, не подавал виду, что считает Михеля виновником смерти Худа, индеец не переставал уверять, что он не способен на такое дело, и с этих пор не отходил ни на шаг от Хепберна и Ричардсона, чтобы не допустить между ними обмена мнений по этому вопросу.

Труп Худа был отнесен в ивовую рощицу. Ночь провели без сна, опасаясь нападения со стороны Михеля. На следующий день все поднялись, чтобы, в согласии с прежним решением, продолжать путь к форту Предприятие. Из части буйволового плаща Худа приготовили себе закуску. Михель неожиданно стал уговаривать Ричардсона отправиться с ним не в сторону форта, а к Меднорудной реке и заняться там охотой на оленей..

Дурная погода заставила путешественников отложить день выступления. Наконец настал подходящий день. Втроем отправились в путь к форту. У Хепберна и Михеля было по ружью, Ричардсон же был вооружен маленьким пистолетом. «Во время похода поведение Михеля сильнейшим образом беспокоило нас, — рассказывает Ричардсон. — Он бормотал себе неустанно что-то под нос и твердил, что не имеет желания идти в форт. Он продолжал убеждать меня направиться на тог, в леса, где он сможет прокормить нас в течение всей зимы. Такое поведение его, а также выражение лица, побудили меня предложить ему оставить нас и одному отправиться на юг. В ответ он еще больше рассердился и стал делать намеки на то, что завтра, мол, он освободит себя от всякого стеснения. Я слышал его угрозы по адресу Хепберна, которого он открыто обвинял в клевете на него. Его тон в разговоре со мной впервые стал до такой степени высокомерным, и это окончательно убедило меня, что он считает нас совершенно в своей власти. Из всего его поведения явствовало, что при первом же удобном случае он пожертвует нами и, возможно, не сделал этого до сих пор только потому, что не знал, как добраться до форта. В этих условиях Хепберн и я не были в состоянии противостоять открытому нападению с его стороны. Скрыться от него мы тоже не могли. Наши общие силы были несравненно слабее его, к тому же он был вооружен ружьем, двумя пистолетами, индейским штыком и ножом. Когда мы после полудня подошли к одной из скал, Михель остановился под предлогом собирания лишайников и сказал, что вскоре нас догонит. Это был первый случай, что после смерти Худа я с Хепберном остался наедине. Хепберн сообщил мне свои наблюдения над поведением Михеля, окончательно убедившие меня в том, что сохранить собственную жизнь мы можем только пожертвовав этим человеком. Мой спутник вызвался стать орудием самозащиты. Но я, в сознании необходимости этого кошмарного дела, предпочел взять всю ответственность на себя и, когда Михель подошел к нам, я убил его, всадив ему в голову пистолетную пулю». «Оказалось, что сбором лишайников Михель не занимался, и мы ясно поняли, что он задержался только для того, чтобы приготовить ружье для нападения на нас, приуроченного, очевидно, к моменту остановки на ночлег».

Рассказ Ричардсона о смерти Худа и носильщиков и о людоедстве Михеля глубоко потряс его слушателей.

Франклин рассказывает, что после прибытия доктора Ричардсона он, матрос Хепберн и канадцы все в равной степени проявляли исключительное человеколюбие, ухаживая друг за другом и за больным индейцем-переводчиком. Выполняя непосильные для них работы, эти умирающие люди не позволяли другим помочь себе, затрачивая по полчаса на колку одного полена дров и столько же времени на доставку его на расстояние сорока шагов. Эти люди перед лицом смерти проявляли героическое самопожертвование.