Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера

Согласно официальной точке зрения, единственными эксплуататорами на Севере были русские, поэтому первостепенной задачей Комитета было «определение и заказ (резервация) территории, необходимой для обитания и развития культуры каждой народности, соответственно ее быту и образу жизни» и обеспечение защиты этих территорий от «хищников» и «эксплуататоров»^{627}. Однако в условиях всеобщего энтузиазма по поводу колонизации и экономического развития Азиатской части России^{628} идея создания резерваций была отвергнута в пользу идеи национального районирования (демаркации этнических границ). Это было частью «ленинской национальной политики», которая строилась на том, что советская федерация состоит из этнических групп, что все этнические группы имеют право на собственную территорию, что все национальные территории должны обладать политической и культурной автономией и что энергичное развитие такой автономии является единственным условием будущего единства. Теоретически ни одно из этих положений не было применимо к малым народам Севера, поскольку они были слишком бесклассовыми и некультурными, чтобы быть настоящими национальностями, но теория не была серьезным препятствием, когда речь шла о защите малых народов от хищников^{629}. Пока всеобщая индустриализация оставалась делом будущего, беженцы из перенаселенных деревень Европейской части России продолжали двигаться на север и на восток в поисках земли. В 1925 г. 80%, а в 1926 — 50% всех иммигрантов в Сибирь прибыли туда нелегально. Переселенческие учреждения не могли и не желали давать пристанище каждому, и большинство новых поселенцев обходились с коренным населением по своему усмотрению^{630}. С точки зрения Комитета, однако, ситуация только ухудшилась, когда правительство начало контролировать этот процесс и строить грандиозные планы организованного перемещения миллионов новых поселенцев в Сибирь и на Дальний Восток^{631}. Справиться с государственной колонизацией оказалось гораздо труднее, чем жаловаться на нелегальных поселенцев. Будучи не в состоянии противостоять все более радикальным программам экономического развития, Комитет настаивал на скорейшем завершении работ по национальному районированию и требовал для себя существенных полномочий по надзору за переселением^{632}. Необходимость подобного надзора по-прежнему обосновывалась тем предположением, что только хорошо адаптировавшиеся к местным условиям туземцы смогут успешно эксплуатировать несметные природные богатства Севера. Русские крестьяне, ставшие заполярными охотниками, были повинны в том, что дезертировали с фронта зернового производства и нарушили хрупкое равновесие северного присваивающего хозяйства, а русские, которые всегда были заполярными охотниками, были повинны в коммерческой эксплуатации туземного населения^{633}. Частную торговлю следовало резко сократить, а продажу спиртных налитков и «безделушек» запретить вообще^{634}. Местных должностных лиц следовало по возможности заменить специальными инструкторами, ответственными напрямую перед Комитетом, а все налоги следовало временно отменить^{635}. Наконец — и это было самой неотложной задачей — Комитет должен был удостовериться, что малые народы получают продовольствие, ружья и боеприпасы. Была официально возрождена политика долговременного кредита и создания государственных «запасных магазинов», и всех «трудящихся» Арктики побуждали вступать в кооперативы, которые Комитет считал истинно советским институтом, а также лучшей тренировочной площадкой для обучения туземцев самоуправлению и самозащите^{636}.

Опекать беспомощных туземцев и поддерживать их существование было самой неотложной задачей, но истинное и священное призвание Комитета состояло в том, чтобы помогать малым народам в нелегком деле восхождения по эволюционной лестнице. Культурный прогресс означал преодоление отсталости, а отсталость, согласно весьма традиционным воззрениям членов Комитета, означала грязь, невежество, алкоголизм и угнетение женщины.