Арлекин

Человек во мне громко орал о том, что самым разумным было бы отослать его домой. Холодная и практичная часть меня спросила, а кто тогда станет управлять львами? Других кандидатур у нас не было. Львица внутри меня желала проверить, настолько ли он хорош, как рассказывает. Не совсем в сексе, но помериться силой. Львица, как никто из моих животных, искала полноценного партнера, помощника, который смог бы защитить ее. Ни одно другое животное не вело себя так. Я почувствовала, как где-то шевельнулся тигр. Ему хотелось, чтобы его оставили в покое. Мне хотелось того же.

–Я боюсь тебя, Хэвен. Я боюсь, что став моим львом, ты сломаешь мне жизнь. Я знаю, насколько ты плохой парень, что ты был плохим парнем всю свою жизнь. А плохие привычки очень сложно искоренить.

–Я не уверен, что сумею стать хорошим.

–Я знаю.

–Я могу остаться? Решать тебе, Анита, потому что захват прайда - только мое решение.

Я задумалась над этим. Я была бы счастлива, если бы он стал новым Рексом, была бы счастлива, если бы он стал при этом еще и моим другом, но все, что могло этому сопутствовать меня не радовало.

Я открыла рот и сразу его закрыла, потому что моя львица сильно ударила когтями внутри моего тела, будто играла моей печенью. Это заставило меня сжаться в комок на кровати.

Внезапно все в комнате закидали меня вопросом:

–Анита, с тобой все в порядке?

Я кивнула. Теперь я лучше контролировала своего зверя, по настоящему контролировала. Но очевидно полного контроля все же не было. Позволит мне моя львица отослать Хэвена в Чикаго или разорвет меня в клочья?

Я не знаю, что бы я ответила Хэвену, но в этот момент распахнулась дверь, и вошел Дольф с кучей полицейских за спиной, давая мне шанс отмолчаться.

–Все, у кого есть оружие, но нет значка, вон отсюда.

Все вышли, Грэхэм остался. Дольф считал, что они не смогут меня защитить, потому что однажды им это уже не удалось. Его явно укусила какая-то шальная муха, в фигуральном смысле конечно.

Эдуард вернулся в тот момент, когда Дольф давал распоряжения насчет сопровождения каждого «вооруженного» охранника к выходу из больницы. Дольф решил, что Тэда Форрестера и его немецкого друга будет достаточно, чтобы обеспечить мне безопасность, так что Грэхэму тоже нужно было уйти.

–Дольф, Грэхэм даже не вооружен.

–У тебя есть Форрестер и Отто Джеффрис, чтобы прикрывать твою спину, или в городе появилось что-то настолько опасное, что тебе нужна более солидная огневая мощь?

Он посмотрел на меня изучающим взглядом полицейского, который, казалось, видит вас насквозь. Я покачала головой. Я попросила Истину, Нечестивца, Хэвена и Грэхэма пойти вместе с полицейскими. Они ушли. Потому что Дольф был прав, я была достаточно защищена в присутствие Эдуарда и Олафа, по крайней мере от врагов. Я видела, как Олаф обращается с оружием. Я знала, что он великолепен и в рукопашной, но так или иначе я не чувствовала себя в безопасности рядом с Олафом.

Олаф настолько близко. Забавно.

Глава 39

Врач разрешил мне уйти. При условии, что я не стану пренебрегать отдыхом и дам своим ранам нормально зажить. Он так же высказал предположение, что я стану оборотнем, новым видом, способным перекидываться в разных животных. Он фактически назвал меня панверой. Я впервые услышала это название не от оборотня. До меня доктору такие экземпляры не попадались. Я сказала ему, что я могу еще и не быть панверой, но мои аргументы на него не подействовали, и я сдалась. Если люди вам не верят, когда вы говорите правду, а лгать вам не хочется, то другого варианта просто нет.

Химера был настоящим, истинный панверой, и одним из самых страшных созданий, которых я когда-либо встречала. Мне в голову пришла мысль, чтобы сделал доктор, встреть он его?

Я прошла из холла в палату Питера вслед за Эдуардом. Олаф шел замыкающим. Мне не нравилось, что он был у меня за спиной, но пока что он вел себя очень прилично. Для него это было поведение пай-мальчика. Ощущение от его взгляда на моей спине, будто его рука касается меня между лопатками, проталкивая туда лезвие клинка, заставляло меня сдерживать в себе вопли паники. Я размышляла о том, не повернуться ли мне и не попросить его прекратить пялиться на меня? Но это было бы ребячеством, сказать такое вслух, даже если это ощущение не покидало меня.