Армада

– Увы, мой Адмирал! Вся беда в том, что возможности такой попросту нет, – печально отвечал Штурман. – Нет ни одной, самой отвратительной, пусть даже горбатой, крючконосой, безгрудой проститутки. В этом главное несчастье. Я еще могу тихо грешить в ванной, но что прикажете делать мичманам и капитан-лейтенантам, не говоря уже о матросах? Они вот-вот взорвутся. Возня на «Отвратительном» покажется цветочками!

Главный Психолог, по долгу службы первый проникшийся тем ужасом, который всех ожидает, если природе не будет дан немедленный выход, предложил тотчас приступить к производству заменителей из силикона, ваты, тряпья, и вообще всего, что только попадется под руки.

– Как вы намереваетесь осуществить идею? – насмешливо бросил ему Главный энергетик. – Открыть цеха по производству силиконовых дам?

Флаг-офицеры обрушились на интендантов:

– Вы захватили с собой даже виолончели и соски! Какого дьявола не смогли позаботиться о самом необходимом?

– Интендантство не знало, что дело обернется именно так! – резонно защищал честь мундира Главный интендант. – Речь шла всего о двух, трех неделях плавания…

– После чего надувные женщины были бы уже не нужны, – ядовито закончил Главврач, присутствующий при этой отвратительной сцене. – Конечно, Интендант, вы прежде всего позаботились о гробах! Вот пусть теперь личный состав и спит с этими корытами. Советую вам набить их ватой!

Всего этого было достаточно, чтобы Сам обрушился на ни в чем не повинного Главного интенданта.

– Мразь! – кричал он, наступая на служаку с поднятыми кулаками. – Вор! Негодяй в шелковых чулках! Я повешу вас на ограждении моего мостика! Вон! Вон отсюда! Я припомню вам эти виолончели…

Интендант, бледный, но не теряющий прежнего достоинства, медленно удалился, сказав при этом Главному механику:

– Какой великий человек, а так дурно воспитан.

– Не верю я этому подлецу Жюлю Верну, – прошептал начитанный командир «Чуда» командиру «Бешеного». – Не могли Пинкроф и вся его гоп-компания прожить чуть ли не пятнадцать лет на клочке суши без женской задницы.

– Нам будет не прожить и пяти, – грустно отвечал товарищ. – Из всех моих отъявленных негодяев лишь один лама может ни о чем не беспокоиться. Честное слово, завидую этому узкоглазому самой черной завистью.

Адмиралу было решительно не до литературы. Ему донесли, что задумались даже морские пехотинцы.

Надвигающаяся катастрофа разрулилась самым внезапным и ошеломляющим образом.

С недавнего времени Нельсон приказал отставить ежедневные разведывательные полеты. Локаторы включались, скорее, для профилактики. Однако не додумались отменить бесполезный пост на марсе фок-мачты флагманского линкора. По-прежнему, двадцать четыре часа в сутки, сменяя друг друга каждые восемь часов, на невероятной высоте болтались вахтенные с допотопными дедушкиными биноклями. Именно в тот день, когда адмиральский совет раскалился до предела, пытаясь разрешить неразрешимое, ибо обстановка самым недвусмысленным образом выходила из-под контроля, на мостике появился шатающийся и бледный лейтенант – впередсмотрящий, один из тех, кого забыли на потерянном посту. Его не могли не пропустить к Самому, ибо потрескавшиеся губы его, после того как воцарилось молчание, прошептали неслыханное:

– Остров!.. Впереди по курсу остров, мой Адмирал!

Да, это был Остров.

И как только проступили очертания его, рев вырвался из ста тысяч глоток. То был поистине величайший для Армады час. Весть разносилась со скоростью гонконгского гриппа. Десятки тысяч людей, мгновенно позабыв о дисциплине, хлынули на верхние палубы, давя и топча друг друга. Вслед за рулевыми, артиллеристами, ракетчиками, морпехами и докторами полезли из люков механики, коки и вольнонаемные. Мачты оказались увешаны людьми. Матросы и офицеры перевешивались через ограждения, не удерживаясь, падали в воду, хрипели с выпученными глазами – ничто уже не могло их образумить. Давка на кораблях была поистине грандиозная.

– Они сошли с ума! – вскричал, побагровев, Адмирал Первому флаг-капитану. – Да сделайте хоть что-нибудь! Остановите этих мерзавцев!

Все было тщетно – ни о каких приказах не могло быть и речи. Первый флаг-капитан, пойдя ва-банк, тотчас выкинул рискованный трюк, который в недалеком будущем недосягаемо вознес его над остальными. Он не нашел ничего лучшего, как прошептать в стариковское ухо:

– Вы привели Армаду к земле, как и обещали. Вы – причина столь неуемной радости, столь невиданного ликования. Да здравствует предводитель! – совсем негромко воскликнул затем флаг-капитан, обращаясь к свите и ненавязчиво напоминая, что нужно делать.

– Да здравствует Адмирал! – послушно раздался один сообразительный голосок. А за ним – еще один. И еще! И как-то само собой, все более уверенно повторяемое приветствие сползло с командирского мостика на мостики нижние, затем перекинулось на артиллерийские башни – и пошло, пошло гулять по палубе.

– Вива, Адмирал! Вива!

С линкора этот клич немедленно перебросился на авианосцы, затем на эсминцы, включая и «Отвратительный», и вот уже вся Армада вздрогнула от громоподобного вопля: