Между тем триста пятьдесят гидроакустиков напрасно вслушивались в океан, три тысячи операторов совершенно зря караулили экраны мониторов. Ни одной цели никто из них не услышал и не разглядел – киты и акулы были не в счет. Приготовившаяся к бравой и мгновенной смерти за отечество Армада замерла. Она была потрясена бездействием. Она недоумевала. Все, от первогодков до старослужащих, понимали – творится что-то неладное – и с палуб задирали головы на недосягаемую высоту фок-мачты, где на мостике топтался вершитель их судеб. Вот уже вторые сутки он не сходил вниз с Поднебесной. Кроме свиты и временами приглашаемых на мостик офицеров, которые возвращались с каменными лицами, никто не мог его лицезреть. Великая тайна сковала Армаду. И кубрики и кают-компании маялись в томительном, почти сладострастном ожидании.
В тот же вечер, после возвращения очередного «Ворона», священник «Чуда» отдыхал в носовой кают-компании авианосца. Этот клуб для избранных, с колоннами и мебелью из ливанского кедра, с прекрасно вышколенными стюардами, с великолепными репродукциями Малых Голландцев, не имели права посещать офицеры младше чина капитана первого ранга. Кают-компания «Чуда» была гордостью местных снобов. Ничего подобного не существовало на однотипном «Юде». И роскошью и манерами персонала она на равных могла соперничать с кают-компаниями флагмана. Посреди зала красовался великолепный бильярд, обтянутый прекрасным английским сукном. Священник любил в свободные от служения минуты, как он сам выражался, «обтяпать партейку другую». За игрой коротал часы и еще один посвященный в тайну – Главный штурман. Временами игроки подходили к мраморному столику, на котором на подносе горкой лежал чернослив. Разговор был расслабленный, но от этого не менее серьезный.
– Пожалуй, Господь, как бы там не кривился наш Македонский, вновь отвел беду – спрятал от нас материки, подобно граду Китежу, – серьезно сказал поп. – И впрямь, отчего бы Ему в очередной раз не явить волю Свою? Тем более, такое бывало неоднократно.
Главный штурман лакомился черносливом. Затем, внимательно осмотрев кий, от души треснул по шарам.
– А Хиросима и Нагасаки, батюшка?
– Предупреждение. А представьте себе, что могло бы случиться, если бы атомом завладели немцы!
И батюшка, загнав в лузу очередной номер, продолжил:
– Не чем иным, как вмешательством Господа, того, что случилось с нацистами, не объяснить… Поначалу история с тяжелой водой и графитом! «Наци» вполне могли выбрать графит, и тогда американцы плакали бы со своим «манхэттенским проектом». Однако немцы отдают предпочтение тяжелой воде – и миру дается отсрочка! Затем – конференция и ошибка простой машинистки. Простая опечатка, благодаря которой ни один из бонз третьего рейха, имеющий реальное влияние на развитие событий, на конференцию не явился. А если, скажем, Борман или Геринг все-таки прибыли бы к этим сумасшедшим и сообразили, чем все может кончиться? Идем дальше – единственный завод, выпускающий тяжелую воду, находился в Норвегии. И здесь не дремали англичане – пара засланных диверсионных групп – и завод взлетает на воздух. Опять отсрочка! Наконец, Всемогущий ссорит двух крупнейших немецких физиков буквально накануне германской катастрофы. Итог – ни тот, ни другой не успевают ничего сделать, догадка насчет графита приходит слишком поздно, реактор не запущен. И мир вздохнул свободно… Вот это и называется Провидением!
Добродушно бася, поп вчистую разлопатил штурмана и, загнав победный шар, провозгласил:
– Как бы там наш Цезарь не затыкал нам всем рты, но все же кесарю кесарево, а Богу Богово. Ей-ей, голубчик, я не собираюсь возвращать вас, старого пьяницу и матерщинника, в лоно церковное, но согласитесь: без вмешательства Божественных Сил на самых ответственных этапах истории человеческой не обойтись. Вы проиграли! Расплачивайтесь.
Штурман гаркнул на весь салон вестовому, и бутыль прекрасной водки с полынью и чабрецом «Умри за Отечество» тут же была распечатана.