Таким образом я пропустил момент. Это была последняя возможность. В то время, когда мы ходили взад и вперед, вожди на юге и на востоке уже приняли свое решение, и горячий ответ, который должен был разрушить грубое своеволие Ившэма, уже назревал и готов был прозвучать. По всей Азии, по всему океану, везде на юге и воздух и провода трепетали одним позывным кличем: готовься! Ни один смертный не знал, что значит война, никто не мог себе представить, какие ужасы принесет с собой война при всех этих новых изобретениях. Мне кажется, большинство думало, что вся ее суть будет заключаться в блестящих мундирах, воинственных кличах, триумфальных шествиях, знаменах и боевой музыке - и это в то время, когда половика мира получает свое продовольствие за тысячи миль!
Человек с бледным лицом остановился. Я посмотрел на него - он уставился взором в пол вагона. Маленькая железнодорожная станция, целый ряд груженых вагонов, сторожевая будка, задняя сторона какого-то домика промелькнули мимо окна, прогремел мост, эхом повторяя грохот поезда.
- После этого,- сказал он,- я часто видел сны. В продолжение трех недель сны по ночам были моей жизнью. Самое худшее было то, что были ночи, когда сны не приходили, когда я ворочался с боку на бок на постели в настоящей проклятой жизни, а там - в потерянной для меня стране совершались события, знаменательные, ужасные события... Я жил по ночам. Дни - те дни, когда я бодрствовал, та жизнь, которой я живу теперь,превращались в бледный, далекий сон, в темную оправу, книжный переплет.
Он задумался.
- Я мог бы рассказать вам все, описать мельчайшие подробности сна, но то, что я делал днем - я не знаю, я не мог бы сказать вам, не помню. Память изменяет мне. Житейские дела ускользают от меня.
Он наклонился вперед и закрыл глаза руками. Долгое время он молчал.
- Что же дальше? - спросил я.
- Война разразилась наподобие урагана. Он уставился неподвижным взором, как бы видя перед собой недоступные описанию вещи.
- Что было потом? - настаивал я.
- Если бы придать этому малейший оттенок нереальности,- сказал он тихо, как бы говоря сам с собой,- все было бы только страшным сном. Но то не был страшный сон - все произошло в действительности. Да!
Он так долго молчал, что я стал беспокоиться, что не услышу конца его истории. Но он заговорил опять тем же тоном исповеди.
- Нам оставалось только одно - бегство. Я не думал, что война коснется Капри - наперекор всему я все еще надеялся, что Капри останется в стороне. Двое суток спустя повсюду раздавались крики, шум, гам. Почти все женщины и мужчины имели значки - эмблемы Ившэма; вместо музыки повсюду раздавались дикие боевые клики, мужчины записывались добровольцами, а в танцевальных залах производилось военное учение. Весь остров наполнился непрерывным шумом: ходили слухи, что бой начался. Я этого не ожидал. Я так мало видел радости в жизни, что для меня такое возбуждение было непонятно. Я оставался и стороне и походил на человека, который мог бы, если бы захотел, предотвратить взрыв порохового погреба. Но время ушло. Я был ничто, всякий мальчишка со значком Ившэма имел больше значения. Толпа толкала нас и кричала нам в уши; проклятый боевой клич оглушал нас; какая-то женщина с криком набросилась на мою подругу за то, что у нее не было значка. Мы пошли домой, сопровождаемые бранью и криками. Подруга моя - бледной и молчаливой, а я был полон яростной злобы. Я был так взбешен, что поссорился бы с ней, если бы увидел хоть тень упрека в ее глазах.
Все мое великолепие слетело с меня. Я ходил взад и вперед по нашей горной келье, за окном виднелось темнеющее море, а с юга вспыхивал какой-то свет, то пропадая, то появляясь вновь.
"Нам надо отсюда уехать,- повторял я снова и снова.- Я сделал выбор и не хочу участвовать в этой смуте, не хочу иметь никакого дела с этой войной. Нас все это не касается. Здесь нам не место. Уедем!"
На другой же день мы бежали от войны, охватившей весь свет. Потом началось бегство - все было только одним бегством.
Он мрачно задумался.
- Сколько времени это продолжалось?
Он не ответил.
- Сколько дней?
Лицо его было бледно и искажено, руки стиснуты. Он не обращал внимания на мое любопытство.
Я старался вопросами вернуть его опять к рассказу.
- Куда вы направились? - спросил я.
- Когда?
- Когда вы покинули Капри.
- На юго-запад,- сказал он и посмотрел на меня одно мгновение.- Мы поехали на лодке.
- Я думал, на аэроплане.
- Они все были захвачены неприятелем.
Я его больше не расспрашивал.
Немного погодя он начал опять с какой-то монотонной убежденностью: