Армагеддон. Книга 2. Выпуск 10 (07)

Теперь, через пятнадцать минут после того, как они оставили это импровизированное сборище и отправились домой, Стью спросил у Фрэн: "Ты уверена, что с тобой все в порядке?"

"Да. Только ноги чуть-чуть устали".

"Ты что-то скрываешь от меня, Фрэнсис".

"Не называй меня так. Ты же знаешь, что я терпеть не могу это имя".

"Извини меня. Я больше никогда так не поступлю, Фрэнсис".

"Все мужчины — ублюдки".

"Я постараюсь исправиться, Фрэнсис. Честное слово".

Она показала ему язык, но он заметил, что шутливая перепалка не увлекла ее. Лицо Фрэнни выглядело бледным и вялым. Оно было совсем не похоже на лицо девушки, с таким воодушевлением певшей несколько часов назад государственный гимн.

"Что-то расстроило тебя, радость моя?"

Она покачала головой, но ему показалось, что он заметил у нее в глазах слезы.

"В чем дело? Расскажи мне".

"Ничего. В этом-то все и дело. Именно это меня и тревожит. Все кончено, и я наконец это поняла. Меньше шестисот людей поют "Звездно-полосатый флаг". Внезапно это ошеломило меня. Нет больше палаток, где продают "горячие собаки". Колесо Ферриса не закружится сегодня вечером на Кони-Айленде. Никто не пропустит стаканчик на ночь в Сиэтле. Кто-то наконец нашел способ борьбы с употреблением наркотиков в военных частях Бостона. Но лекарство оказалось гораздо более ужасным, чем сама болезнь. Понимаешь, о чем я?"

"Да, конечно".

"В моем дневнике есть небольшой раздел под названием "Запомнить". Чтобы ребенок мог узнать… о тех вещах, которые он никогда не увидит. От этого мне и грустно".

"Всем грустно сегодня", — сказал Стью, обняв ее за плечи. "Многие люди будут плакать сегодня перед сном. Я в этом не сомневаюсь".

"Не понимаю, как можно оплакивать целую страну, — сказала она, заплакав еще сильнее, — но ничего не могу с собой поделать. Все эти… все эти маленькие подробности толпятся в моей голове. Коммивояжеры на машинах. Фрэнк Синатра. Пляж Оулд Орчард в июле, весь забитый людьми, в основном, квебекцами. Этот глупый парень на ЭмТиВи — Рэнди, так, по-моему, его звали. Времена… о, Господи, все это звучит, как какое-нибудь ч-чертово стихотворение Рода М-МакКуена!"

Он обнял ее, похлопал ее по спине, вспоминая, как его тетушка Бетти рыдала над полоской невзошедших хлебов. Она тогда была беременна маленьким кузеном Лэдди, месяце на седьмом или около того, и Стью помнил, как она вытирала глаза уголком посудного полотенца и просила его не обращать на нее внимания, так как каждая беременная женщина находится в двух шагах от психбольницы из-за веществ, которые выделяются у нее в гландах.

Через некоторое время Фрэнни сказала: "0‘кей. 0‘кей. Мне уже лучше. Пошли".

"Фрэнни, я люблю тебя", — сказал он.

"Что ты лучше всего помнишь из прошлого?" — спросила она у него.

"Ну, знаешь ли", — сказал он, а потом остановился со смешком.

"Не знаю, Стюарт".

"Но это глупость".

"Расскажи мне".

"Не уверен, что я хочу этого. Станешь заглядываться на парней с сачками для бабочек".

"Расскажи мне!" Она видела Стью в разных состояниях, но эта забавная, взъерошенная неуверенность была ей внове.

"Я никому об этом не рассказывал", — сказал он. "Но я вспоминал об этом несколько раз за последнюю пару недель. Что-то случилось со мной в 1982 году. Я тогда заправлял бензин на станции Билла Хэпскома. Он иногда нанимал меня, когда мог и когда не было работы на калькуляторной фабрике. Я работал в полсмены, с одиннадцати вечера до закрытия, то есть до трех часов утра. После того, как заправлялись люди, ехавшие с бумажной фабрики Дикси, смена которых начиналась в три, а заканчивалась в одиннадцать, работы почти не было… очень часто между двенадцатью и тремя не останавливалась вообще ни одна машина. Я сидел там и читал книгу или журнал, а часто просто дремал.

Как-то ночью примерно в четверть третьего я сидел, положив ноги на стол Хэпа, и читал какой-то вестерн. И тут к станции подъезжает большой старый "Понтиак". Все стекла опущены, а магнитофон орет внутри изо всех сил. Я даже помню песенку — "Уходя дальше" Хэнка Вилльямса. Внутри сидит парень — не молодой и не старый. Вид у него симпатичный, но немножко страшный — я хочу сказать, он выглядел так, словно он может сделать что-нибудь страшное, особенно над этим не задумываясь. У него были кустистые, вьющиеся темные волосы. Между ногами была зажата бутылка вина, а с зеркала заднего вида свисала пара игральных костей. Он говорит: "Обслужите по полной программе", а я отвечаю — о‘кей, но почти минуту я стоял и не мог сдвинуться с места, смотрел на него. Потому что вид у него был какой-то знакомый".

Они дошли до угла. Дом, где была их квартира, стоял через дорогу. Они остановились. Фрэн смотрела на Стью очень внимательно.

"Ну, я и сказал: "Такое чувство, что я вас знаю. Вы случайно не из Корбетта или Максина?" Но на самом деле я не думал, что он из этих мест. А он отвечает: "Нет, но однажды я проезжал Корбетт со всей семьей, когда был еще мальчишкой. По-моему, в детстве я умудрился проехать почти через каждый городок в Америке. Мой отец служил в ВВС".