Брюс Раске сидел за столом с мокрым полотенцем на голове и пытался осилить дьявольский математический аппарат статьи, стоически не обращая внимания на совершенно невыносимую жару и так несвоевременно вышедший из строя кондиционер. Тихо чертыхался, в который раз перечитывая страницу, тянул прохладный апельсиновый сок и мучительно тяжело продирался через стройные ряды математических символов. Наконец, не выдержав, он отбросил журнал, в очередной раз сорвал полотенце, глянул в зеркало на светлый ежик над страдальческими голубыми глазами и, криво усмехнувшись, направился в ванную.
«Да, — размышлял он невесело, — жизнь в очередной раз преподнесла сюрприз». Он перебирал в уме возможности, благо это было просто: либо соглашаться на предложение, либо уходить из обсерватории. Шеф, старый дурак, так лебезил перед этим невзрачным типом, что становилось противно. Уже о вечном нужно думать, а он лезет в какую-то грязную политику. Вот свиньи. Интересно, почему они не обратились к Томасу? А потому, что у того деньги под задницей, он их просто пошлет подальше, и ничего с этим не поделаешь. А с ним можно играть в эти мерзкие игры.
Вода была теплая настолько, что даже душ не приносил облегчения. Он не вытерся, а так и вышел из-под теплых струй и, оставляя мокрые следы, отправился в комнату. Раскрыл географический атлас и вновь нашел точку своего назначения — Армению, будто подозревал, что за ночь она могла переместиться хоть чуть-чуть поближе к Америке. «Боже, — думал он, — ну это же надо, лететь в такую чертову даль. На каком языке они там говорят, интересно?»
Он включил компьютер и в электронной энциклопедии быстро нашел ответ. Выходило, что в Армении говорят на армянском языке. Это открытие несколько утешило его, во всяком случае, все логично. Он мельком просмотрел всю статью, и это привнесло в душу неожиданное умиротворение. Памятники архитектуры, древняя культура, известная на весь мир обсерватория… Будь неладна эта астрономия, из-за которой ему приходится лететь в такую даль, чтобы «работать на Правительство», как выразился этот мерзавец. Брюс даже скрипнул зубами от ненависти. Выходило так, что безвестный чиновник, винтик в безликой государственной машине, в любой момент может кардинально изменить твою жизнь. Безразлично, можешь ты выполнить эту работу или нет, хочешь заниматься этим делом или испытываешь к нему стойкое отвращение…
Раске отправился на кухню, вытащил из холодильника пакет с соком, бултыхнул содержимым, проверяя, сколько в запасе, и, запрокинув голову, сделал несколько глотков. В горле запершило, и он несколько раз кашлянул. Не хватало еще простудиться. Они решат, что он это сделал нарочно, чтобы отсрочить отлет.
В то время, когда Брюс, исходя злостью, маялся от жары в пригороде Вашингтона, его злой гений и по совместительству автор злополучной статьи, что-то писал, сидя в полутемном помещении башни, где давным-давно был установлен метровый телескоп Шмидта. Работа спорилась. Долгожданная ночная прохлада располагала к неторопливым размышлениям. Он давно вел этот ненормальный образ жизни, добираясь до дивана только под утро, когда заря исподволь окрашивает горизонт сначала в светло-фиолетовые, а затем в розовые тона и нежно гасит уставшие звезды.
День обещал быть жарким. Даже здесь, в предгорьях Арагаца, на высоте более 1500 метров, летний зной был нестерпим. Август выдался просто дьявольским. Солнце словно решило испепелить эту древнюю долину под сенью вечной горы, и пирамидальные тополя в жарком мареве выглядели как-то особенно безжизненно. Перспектива в такую жару ехать в Звартноц встречать какого-то сытого американца, от которого, быть может, зависит, получит ли обсерватория американский грант на проведение научных исследований, отнюдь не выглядела заманчивой.
Предстоящий разговор с академиком особо не расстраивал. Вопрос был уже решен: он так или иначе поедет встречать американца. Не посылать же эту маленькую пичужку с огромными карими и такими грустными глазами, Диану, не так давно принятую на работу сотрудницу, как поговаривали, внучку одного из местных «динозавров».
Роберт прошел по дорожке к склону, откуда сквозь густую кипу листвы можно было видеть восход Солнца. Он успел как раз вовремя. Уже победно светилась сахарная шапка Масиса[19]
и мелкие птицы подняли шумную перебранку в ветвях стоящего рядом дерева. Скоро, совсем скоро! Вот радостно заалело над кромкой горизонта, тонкая нестерпимо красная точка, полоска… Медленно, но неотвратимо выкатился из-за горизонта огромный красный шар, первые же лучи которого были обжигающе горячи. Он прикрыл глаза и, развернувшись на 180 градусов, направился к своему коттеджу.