Арманс

«Не знаю, как ответить на твои упреки. Ты права, дорогая Мери, мои жалобы безрассудны. Эта партия с любых точек зрения превосходит все, на что могла надеяться бедная девушка, разбогатевшая, так сказать, только со вчерашнего дня и не имеющая семьи, которая покровительствовала бы ей и устроила бы ее судьбу. Он и умен и полон самых высоких добродетелей, — может быть, слишком высоких для меня. Признаться ли тебе? Времена изменились, и то, что несколько месяцев назад составило бы мое счастье, теперь превратилось просто в долг. Неужели небо отказало мне в постоянстве? Я вступаю в разумный и выгодный брак — это я твержу себе ежеминутно, но сердце мое уже не испытывает сладкого трепета, овладевавшего мною при одном взгляде на того, кто казался мне лучшим из всех людей в мире, единственным достойным моей любви. Сегодня я вижу, у него нелегкий характер. А впрочем, разве я смею его винить? Он-то ведь не изменился. Все горе в том, что изменчиво мое сердце. Это выгодный, более того, завидный брак, но, дорогая Мери, хотя мне и очень стыдно, все же я должна сказать тебе, что выхожу замуж уже не за того, кого прежде любила больше всех на свете. Он слишком серьезен, иногда скучноват, а ведь мне предстоит провести с ним всю жизнь! Да, всю жизнь в каком-нибудь уединенном замке, в провинциальной глуши, где мы будем воспитывать друг друга и прививать оспу соседям. Возможно, моя дорогая, что я с грустью буду вспоминать гостиную госпожи де Бонниве. Кто бы поверил этому полгода назад! Более всего меня удручает непостоянство моего характера. Разве из всех молодых людей, с которыми мы встречались этой зимой, Октав не самый замечательный? Но я провела такую унылую молодость! Мне бы хотелось, чтобы у меня был веселый муж... Прощай. Мне разрешили съездить послезавтра в Париж. В одиннадцать часов я буду у твоих дверей».

Октав окаменел от ужаса. Потом вдруг словно проснулся и бросился к апельсинному дереву: схватив спрятанное под ним письмо, он в бешенстве разорвал его, а клочки сунул в карман.

«Только сердце, полное глубокой и страстной любви, могло бы простить мне мою печальную тайну, — холодно подумал он. — Наперекор здравому смыслу, наперекор всем клятвам, которые я давал себе, я поверил, что встретил существо, благородством своим неизмеримо превышающее всех людей. Чтобы стать достойным этого существа, нужно было быть веселым и любезным, а этого я не умею. Я заблуждался. Мне остается только умереть. Если бы я думал связать мадмуазель Зоилову с собой на всю жизнь и при этом не рассказал бы ей обо всем, я поступил бы бесчестно. Но через месяц я ее освобожу. Она останется молодой, богатой, красивой вдовой, у которой не будет недостатка в претендентах. А имя де Маливер скорее поможет ей найти себе веселого мужа, чем малоизвестное имя Зоиловой».

С такими мыслями Октав вошел в комнату своей матери, где была и Арманс, которая в ожидании его только о нем и говорила. Вскоре она стала такой же бледной и почти такой же несчастной, как ее жених, хотя он заявил г-же де Маливер, что больше не в состоянии откладывать свадьбу.