Армейская заповедь

– Что будет с Гейдрисом? – спросил человек в плаще.

– Он много знает о нашей с вами дружбе, – с легкой усмешкой произнес Клим. – Дальше продолжать?

– Когда? – бесстрастным тоном поинтересовался собеседник.

– В течение ближайших трех часов. Я нашел человека, который сделает это и нисколько не бросит тени на нас.

– Браво, – по-прежнему сохраняя невозмутимость, отозвался человек в плаще. – Слушайте, Климов, если у вас есть интерес, я могу, как говорят у вас, похлопотать... На предмет вашей работы в нашей структуре.

– Вот это увольте! Мне вся эта поебень здесь осточертела! – Клим выразительно чиркнул себя по шее ребром ладони.

Человек в плаще опять поморщился. Видимо, Климов вновь произнес неведомое для него слово.

– Тогда до встречи!

– До встречи! – мягко, вполсилы пожал протянутую узкую ладонь Клим.

Клим был доволен собой. В самом деле – большую цену хозяева человека в плаще готовы были ему заплатить, но... Клим был жителем России и прекрасно знал, что обещать – это еще не значит жениться. Рассчитано верно – часть схем он уже отдал, часть вместе с «гуманитарным грузом» идет в Африку, ну а последняя часть по прибытии на африканский континент самого Клима. Он до сих пор не мог до конца поверить, что этот невзрачный человек в плаще и его «контора» расщедрились на такую сумму. Клим вновь усмехнулся. Самое интересное, что «гуманитарный груз» с оружием предназначался не для голодающих юных африканцев, а для какой-то негроидной банды, имеющей деньги, чтобы заплатить. Десяток лет назад Клим воевал против этих самых сепаратистски настроенных негритосов, сегодня продавал им оружие... Вчера он пожимал пухлую, потную ладошку Гейдриса, сегодня же в течение ближайшего времени Натана Арчибальдовича не станет.

– Ждем пять минут, – произнес Саша, увидев, что его командир еле уловимым движением показал пять пальцев.

Это означало, что ровно столько минут командир будет обдумывать дальнейшие действия.

– Чапай думать будет, да? – отозвалась Катя в присущей ей манере.

Получив паузу, Гриднев уже в который раз оглядел публику. Разгоряченные, перекошенные физиономии. Не от спиртного, нет – алкоголь на столе был легким. Французское вино и какие-то коктейли. При этом было непонятно – смеются эти господа хорошие, торжествуют или же, наоборот, негодуют и с трудом удерживаются от паники. Гриднев определенно не мог сказать. Ко всему прочему, до его и, разумеется, Катиных ушей периодически долетали забористые матерные фразы. Их произносили господа в дорогих костюмах и их спутницы, почти все как на подбор фотомодельной комплекции. И опять непонятно, чем был вызван столь хлесткий мат – переполняющим восторгом или надвигающимся ужасом.

– Они всегда такие? – спросил Гриднев Катю, чтобы не молчать.

– По моим наблюдениям, да, – ответила Катя. – Не нравятся?

Саша лишь пожал плечами, вопрос был явно риторическим. Между тем к ним приблизился какой-то жирный, одетый в блестящий серебряный костюм субъект лет шестидесяти. Он прижимал к груди тоненькую девчушку в полупрозрачном наряде, которой на вид было не более пятнадцати лет. Субъект оглядел Сашу и Катю презрительным взглядом и, усмехнувшись, потрепал свою спутницу за ухом, словно собачку. С другого бока появились двое парней, обнимающих друг друга за талию. Они повернули назад, так как их окликнул совершенно неожиданный для здешних мест персонаж – полковник в парадной милицейской форме при орденах. Он что-то весело сказал им обоим и, в свою очередь, обнял их за талии.

– Демократия тут, как я посмотрю... – оторопело произнес Саша, поправляя темные очки.

– Паноптикум, конечно, – согласилась, слегка качнув головой, Катя. – Но по мне это все же лучше, нежели придут какие-нибудь... В сапогах и с красными знаменами. Тогда и вовсе пиши пропало!

– Почему? – насторожился Гриднев.

– Опять вся страна будет как лагерь, – пояснила Катя. – Головы не поднять без разрешения всяких уродов. И уж фильмов, книг хороших тогда точно не видать.

– А сейчас видать?

– Пока нет, но появятся, – произнесла Катя. – Скоро...

– Как только ты окончишь свои режиссерские курсы, – позволил себе поддеть Катю Гриднев. – Между прочим, и Андрей Тарковский, и Сергей Параджанов снимали свое кино именно в «ужасные тоталитарные годы».

– За это их и угробили! Тебе не понять, что пережили эти мастера!

– Но фильмы свои они сняли. Премии, между прочим, за них получили, я читал. А сегодня народу угробили немерено, а режиссеров такого уровня нет.

– Значит, надо снова всех заставить ходить строем, и тогда появится новый Параджанов? – с усмешкой произнесла Катя.

– Я сказал то, что сказал, и не более того, – слегка дернув шрамом на лице, ответил Саша. – Погляди на господина Гейдриса. Вчера он был жирной крысой-училкой, которая долбила вам, что «Ленин и теперь живее всех живых!». И заставляла хором орать. А тех, кто не орал, начинала давить вплоть до того, что изживала из школы.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Катя. – Я в самом деле хотела перейти из-за нее в другую школу.