Поддержание приподнятого настроения – вполне понятным способом – окончательно превратилось в повседневный процесс. Возможно, этому способствовало продолжающееся «безвластие», в полку по-прежнему отсутствовали командир и начальник штаба, их заменяли и.о. Более того, на новое место службы засобирался и замполит, но его все-таки не отпускали до тех пор, пока в часть не прибыло новое руководство. Произошло это в конце июля – начале августа. С интервалом в несколько дней новым командиром полка стал подполковник Ухов, а новым начальником штаба – майор Кашин. Оба они первое время жили в городе, в гостинице, потому что в городке, по каким-то причинам, квартиры для них были еще не готовы.
Ремонт офицерских квартир входил в прямые, хотя и негласные, обязанности личного состава. Курировал процесс, как правило, заместитель командира полка по вооружению подполковник Жильцов, большущий усатый дядька, который как огня боялся своей жены, женщины не менее выдающихся габаритов, хотя и без усов. Она совершенно не придавала значения военной субординации. Могла заявиться в городок вместе с кем-нибудь из детей (а в этой семье детей было на удивление много – то ли пять, то ли семь человек!), найти мужа, схватить его за грудки и начать громогласно выговаривать, что там-то и там-то течет крыша, а там-то и там-то до сих пор не прошлись краской во второй раз. Зам по вооружению тряс головой, стараясь как можно быстрее согласиться с предъявленными ему претензиями и прекратить публичную экзекуцию. Думаю, на самом деле его жена и отвечала за эту часть быта полкового военного городка. На разводе – почти как в фильме «Операция «Ы» – следовала команда: столько-то бойцов из такого-то подразделения отправить на такой-то объект. Плюс к этому многие офицеры выписывали одного-двух человек по собственной надобности. Некоторые – в будние дни, мои начальники – по выходным. Я, например, несколько воскресений подряд провел на крыше гаража майора Ларцева, которую мы заливали какой-то гадостью, напоминающей битум.
Пока новые начальники жили в Кутаиси, каждое утро за ними отправлялся персональный автомобиль. Штатным водителем командира служил какой-то сержант из Литвы, фамилии его я уже не помню. В этот момент он как раз находился в отпуске, поэтому обязанность возложили на Витьку Хорьковского, очередного житомирца.
Хорек славился в полку своим удивительным аппетитом. Причем в данном случае это следует понимать и как любовь к пище, и как пристрастие к представительницам слабого пола. В идеале обе эти «любови» должны были объединяться в единое целое.
Кстати, это на первый взгляд трудноисполнимое условие претворялось в жизнь без особого труда. В таких случаях необходимо было обращаться к своеобразным, я бы сказал, «маркитанткам» – в негативном, приписываемом этому слову, значении. Одна из таких барышень по имени Света проживала на первом этаже, что представляло дополнительные удобства ее посетителям. Однажды Хорек решил пообедать у Светы, но по каким-то причинам задержался с началом визита, упустив, как выяснилось, свой шанс. Как рассказывал потом сам виновник этого «облома», водитель упоминавшейся мною штабной «колбасы», Сашка Слюсарев, он сидел у открытого окошка и покуривал, ожидая, когда на кухне закончится процесс приготовления чего-то сытного и обильного. В какой-то момент, отвлекшись от романтического лицезрения луны, Слюсарев увидел торчащий из травы зад, который медленно приближался к дому. Остановившись в паре метров от окошка, зад спрятался, а на его месте появилась голова Хорька.
– Света! – свистящим шепотом начал завывать Хорек. – Свееетааа!
Реакция Слюсарева не заставила себя долго ждать. После третьего, сдвоенного, вызова – «Света, Света!», он высунулся из окна по пояс и гаркнул изо всех сил:
– А ну, пшол на хуй отсюда!!!
По его словам, последовавшее отступление Хорька напоминало бегство ящерки от какого-нибудь грозного хищника: никого не видно, только заметно, как трава шевелится все дальше и дальше от места событий. Хорек потом все отрицал, конечно, но ему никто не поверил. Во-первых, потому что он вообще любил заливать по любому поводу, так что веры ему никакой не было, а во-вторых, потому что славой человека исключительной честности пользовался в нашей компании другой Витька – Траповский.