Впрочем, стоит заметить, что я, как старослужащий, сидел у открытого окна, и потому мне дышать было легче. А Ваня, молодой исчо, находился в глубине мастерской, в самом сосредоточии миазмов. Впрочем, чтобы избавиться от казарменной жизни и проводить время в уюте (ну как: бетонный пол, кирпичные стены, кругом ржавые трубы диаметром с добрый табурет для пианино), Ваня был готов и на большее.
Но как-то зашел к нам лейтенант Пчельников. Он был еще молод, романтично настроен, склонен к завиральным идеалистическим идеям и потому собирался навести в отдельной части армии, доверенной ему командованием, порядок.
– Что эт… – ээ-э-э-э-э!!! – Лейтенант Пчельников, не успев зайти в мастерскую, тут же выбежал, немужественно зажимая рот рукой и пытаясь конвульсиями грудной клетки удержать в желудке скромный офицерский завтрак.
– Ну-ка, выйдите сюда! – крикнул он нам через дверь, а сам отошел еще подальше. Эдак метров на пять.
Мы вышли:
– Слушаем, товарищ лейтенант!
– Что там происходит у вас?
– Лозунги к Первому мая пишем!
На самом деле запах был даже чем-то удобен: всегда можно было сослаться на неотложную работу и откосить от любого задания. Благо, офицера, решившегося войти в нашу мастерскую, пока не находилось.
– Вонь почему, спрашиваю!
– Крыса сдохла, товарищ лейтенант!
– Ну так, мать ее сука, найдите и выкиньте ее!!!
– Никак не можем, товарищ лейтенант! Она умело маскируется! Можете сами зайти поискать. – В словах Вани, солдата еще молодого, но уже хлебнувшего художнической вольности, слышалась плохо скрываемая ирония.
– Значит, так, – рассвирепел Пчельников, – времени даю до 18.00. После этого – будут меры. Свободны!
Мы вернулись в мастерскую. Быстро, затаив дыхание, пройдя Ванину половину, я сел у своего окна:
– Ну что, ищи, родной, а то меры будут.
А стоит сказать, что трубы в котельной шли не только сбоку и над головами, но еще и в каких-то непонятно с какой целью устроенных замысловатых бетонных ямах. Ваня вздохнул и полез в закрома. Через час он, весь в паутине, доложил:
– Нет нигде сволочи!
– Ваня, я понимаю, что ты Пчельникова еще плохо знаешь, но я тебе могу пояснить: он идиот.
Ваня вздохнул и подошел к поиску более научно: начал вертеть носом, пытаясь понять, где пахнет сильнее. Продолжалось это еще минут сорок, и смотреть, как Ваня, в поисках дохлой крысы, обнюхивает углы, а от вони чуть ли не дымка в помещении стоит, не было никаких сил. Но тут, к счастью, пришел прапорщик Федоров.
– Бля, – провозгласил он с порога. – Молодой, ты чё, носки, что ли, не стираешь?
– Крыса пришла и сдохла, сука. А нас теперь Пчельников ебать будет.
Федоров наморщил лоб:
– А какая связь?
– Как обычно, половая…
Федоров еще раз убедился, что интеллигенцию ему не понять, и извлек откуда-то из-за пазухи согретую телом бутылку водки, конфискованную, как обычно, у какого-то солдатика после свидания.
– Стаканы давайте и будете дальше свою крысу вынюхивать. Но, чувствую, не крыса это. Может, свинья к вам зашла? Или, например, волк?
Я достал стаканы. Федоров, оглядываясь на окно, разлил бутылку:
– На два раза!
– А что, закуси нет? – поморщился культурный Ваня.
– Крысой занюхаешь, – хмыкнул грубый Федоров.
– Эх, сейчас бы курочки гриля, – вздохнул я. – И пива холодненького…
– Курочки?.. – переспросил Ваня.
– Хм… – сказал Федоров.
– Твою мать!!! – заорал Ваня и полез на трубы.
Месяца полтора назад Федоров принес нам курицу гриль, пообещав, что водка будет позже. Курицу, аккуратно завернутую мамой неизвестного солдата в фольгу, мы засунули на трубы, и, как это в армии бывает, тут все завертелось, водка не появилась, и про птицу все забыли. И сволочная курица, лежа прямо у нас над головой… Ну ладно, без подробностей.
В 18.00, стараясь дышать в сторону, я доложил Пчельникову, что крыса ликвидирована и больше такого не повторится. Впредь будем более внимательными.
Дедовщина
Игоря призвали в армию еще в начале 90-х. Папа, человек больших связей, воткнул его в стройбат по месту проживания.
Некоторое время бывший студент консерватории клал где-то асфальт, но вскоре был переведен охранять управление этого самого стройбата. Служба была – не бей лежачего. Достаточно сказать, что столовая там была платная, и поэтому личному составу содержание выдавали наличными. А кушать Игорю возили из дома. Сигареты «Мальборо» и водка «Смирнофф» поэтому у него не переводились (выдумать что-то более шикарное в те времена было невозможно). Как-то он позвонил мне:
– Приезжай, посидим, погутарим…
Приехал. Выпили. Завязался разговор.
– А дедовщина у вас, – спрашиваю, – есть?
– Ну а как же, – оглядывается Игорь по сторонам, – рядовой Петров! Стоять!
Какой-то мимошедший чмырь замер, как суслик в поле.
– Перечислить первые пять опер Петра Ильича Чайковского!
– Э-э… «Воевода»… Э-э… «Ундина»… Э-э… Э-э… Э-э… «Евгений Онегин»…