Прапорщик Батышев смущенно улыбался и, довольный, рассказывал, что какого «чурку» ни спроси, то устав знает, особенно караульной службы, ну там где: «Заслышав лай караульной собаки…»
Потом пели песни. Правда, пришел дежурный по части и, выпив, попросил:
– Вы тут потише, а то командир волнуется.
Ведякин, завладев всеобщим вниманием, предложил сыграть в старую офицерскую игру «медведь пришел».
Все радостно согласились.
Суть игры в следующем.
Все выпивают, а по команде ведущего: «Медведь пришел» – дружно лезут под стол. А при вопле: «Медведь ушел!» – все вылезают и выпивают. Ну а потом ведущий кричит: «Медведь пришел!» – и все повторяется по новой.
Выигрывает тот, кто сможет последним вылезти из-под стола. Проигравшие расплачиваются пивом поутру.
На мой наивный вопрос: «А ведущий сможет что-то сказать в конце игры? И кто увидит победителя?» Ведякин гордо ответил:
– Я всегда скажу! И увижу!
…Утром был ледяной душ, кефир, порез от бритвы, залепленный кусочком газеты, одеколон «Шипр», построение…
Через некоторое время двое караульных из нового пополнения ушли с оружием в деревню Кукуево и назюзюкались до посинения. Когда их нашли, то они лежали головами в сторону части, каждый из них прикрывал своим телом автомат. Настоящие бойцы!
Командир полка покачал головой, и меня направили учиться на высшие офицерские курсы «Выстрел».
Узнавший об этом Ведякин, проваливший вступительные экзамены в академию, мрачно заметил:
– Везет дуракам.
Подводник и авиатор
Палыч любил рыбалку. Но это редко удавалось. Вы пробовали ловить рыбу из подводной лодки? Нет, конечно. Палыч тоже идиотом не был. Был капитаном третьего ранга и штурманом от Бога. Был любим и обласкан начальством.
Летчик Петрович был невысокого роста, любил небо и терпеть не мог водные стихии. Потому что однажды он лихо хотел подскочить к причалу, но подлая волна стукнула и стесала редан, самолет клюнул носом, и Паша понял, как видят мир аквариумные рыбки.
Это летное происшествие громко обсуждалось. Девушка, ради которой был затеян этот рискованный трюк, громко смеялась, вскидывала руки и хлопала по коленкам. Коленки были красивые. Да и девушка тоже.
Три часа Петрович слушал Георга Отса «Смейся, паяц, над разбитой любовью». Боль прошла, осадок остался. Тяжело невысокому человеку найти себе подругу жизни.
Палыч и Петрович дружили. В полярной авиации и на подводном флоте свои законы дружбы. Друг – это Друг. Этим все сказано. Если Палыч просил Петровича подбросить на клевое место, то последний высаживал его на берегу заливчика. На обратном пути забирал его и слушал рыбацкие истории. Потом они выпивали и травили байки. И было им хорошо.
Петрович познакомился в Питере с Викторией, когда он, морщась от боли в ногах, рассматривал картину какого-то Матисса.
«Гомики, наверное», – думалось ему, глядя на красные фигуры. Больше ему понравились скульптуры Майоля, клевые тетки, жопастенькие.
Виктория была хрупкая, но корма у нее была!.. Как у скульптурных теток. Петрович рассказывал ей о полярных льдах, о грохоте льдин, о караванах, которым он указывал дорогу.
Виктория ему понравилась. Виктории Петрович понравился тоже, такой крепенький, как гриб боровичок. И говорит смешно.
Целовались они самозабвенно.
Викторию он должен был встретить в аэропорту. Свадьба была назначена на вечер пятницы. Срочный вылет был неожидан.
– Да ладно, – сказало Начальство. – Один подскок, вечером домой, а на следующий день встречай невесту.
Север есть Север. Погода была нелетной. Категорически нелетной.
Подводная лодка готовилась к отплытию. Палыч уломал командира, и Петровича разместили в подводной лодке. Без комфорта, но всего-то – ночь ходу – утром на базе, а там на «Газоне», максимум, час. Делов-то.
Петрович завалился спать, благодаря Бога, что есть друзья на белом свете.
Ночью пришел секретный сигнал. Командир распечатал указанный в шифровке конверт. Лодка ушла в автономное плаванье на две недели к Северному полюсу.
Доктор торжественно принес 500 грамм спирта, командир, вздохнув, отдал бутылку «Двина», офицеры скинулись кто чем мог.
Когда Петрович открыл глаза и осознал, то потребовал Георга Отса.
Просьбу исполнить не могли, режим молчания.
– Смейся, подводник, над разбитой любовью, – выдохнул авиатор.
Его выхлоп гулял по отсекам. Ноздри матросов трепетали.
Виктория в последний момент передумала и осталась в Питере. Городе музеев, поребриков и многообещающих женщин.
Петрович и Палыч месяц не разговаривали. А потом Петрович позвонил и невозмутимо сказал:
– Слышь, я тут место знаю – клев там!..
И они полетели.
Чебуреки Матросу Кружкину посвящается
Им в дороге случились такие напасти,
Что мильон языков не расскажет и части.
Начиналось все хорошо. Горы были сиреневые, яркая зелень подступала к дороге, мухи отсутствовали, воздух был тих и прохладен.