Читаем Армейские письма к отцу полностью

Армейские письма к отцу

Сегодня говорили со Светланой по телефону. Было плохо слышно. Она кричала: «Что тебе прислать, Центнер? (она меня зовет Центнер) Что прислать? Ну скажи первое, что придет в голову». Я сказал: «Фотографию». Если она пришлет, то я смогу одну лишнюю послать тебе.

Кстати, Донат, ты можешь позвонить мне. Отсюда заказать разговор с Ленинградом нельзя, а из Л[енингра]да можно. Нужно звонить от 10 утра до 3. Сперва заказать разговор, а потом послать телеграмму с вызовом для разговора. Позвони мне поближе к Новому году. Это не должно обойтись очень дорого, думаю, рубля полтора, вместе с телеграммой.

Достать портрет Васильева легально нельзя. Это квалифицируется как связь с заключенными. Здесь начальство не очень следит за развитием литературы и все, что в зоне, считается контрой. Ты лучше достань книгу его стихов. В ней есть хороший портрет [21]. Когда увидимся, я расскажу тебе много интересного.

Сережа.

31

[Осень 1962. Коми — Ленинград]

Дорогой Донат, я посылаю тебе стихотворение, которое мне самому очень не нравится. Но я постепенно напишу серьезное стихотворение вот о чем: дело в том, что у нас печатается очень много «таежных стихов», о романтике, о исхоженных тропах и т. д. Эти стихи пишут молодые люди, которые пробыли в тайге ровно столько времени, сколько нужно для того, чтобы носить бороду и не считаться стилягой, а считаться путешественником и романтиком. Я хочу постепенно написать, какая тайга на самом деле. Но первое стихотворение, направленное против «романтики», кажется, не вышло.

С. Д.

Верстах в пяти, примерно, от УхтыНабрел я на ступени эти шаткиеНо я солдат и надо бы уйтиА женщины в тайге бессовестные, жадныеЯ грел ладони, сидя у огняСмешные ходики на стенке тикалиИ женщина глядела на меняА женщины в тайге беспомощные, тихиеБыла тревожна тень на потолкеИ был закат печальный и торжественныйИ лишь под утро на моей рукеЗаснула эта горестная женщинаТеперь всегда я вижу впередиЧерез тайгу по бездорожью шествуяЗатопленную печь в конце путиИ руки теплые и ласковые женские.

32

[Осень 1962. Коми — Ленинград]

Дорогой Донат!

Виктор Додулат сочинил веселую музыку и попросил меня сочинить слова. Я это сделал.

Ты, конечно, знаешь, что во всех учебниках убийцу Пушкина Дантеса изображают очень плохим человеком. Я за него заступился. Песенка вышла дурацкая. Но всем нравится.

Дантес фон ГеккеренКонечно был подонкомТогда на кой же хренИзвестен он потомкамФранцузик молодойБыл просто очарованПикантной полнотойНатальи ГончаровойОн с ней плясал кадрильКупался в волнах вальсаА Пушкин, тот хандрилПоскольку волновался.Поэту надоелПрилипчивый повесаОн вызвал на дуэльНесчастного ДантесаА тот и не читалЕго стихотворенийНе знал он ни чертаПро то, что Пушкин — генийПоэт стрелял второйПошла Дантесу прухаУстукал мой геройРевнивого супругаОткуда мог он знатьЧто дураки и дурыКогда-то будут зватьЕго врагом культуры.

Донатик! Пожалуйста, не считай, что это абсолютная белиберда. Я хотел туда вложить смысл, пусть озорной, но все же разумный.

Сергей.

33

[Осень 1962. Коми — Ленинград]

Донат! Посылаю три стиха. Вернее, первые два — это песенки. К ним есть музыка Додулата.

ПАМЯТИ Н. ЖАБИНА

Жабин был из кулачья,Подхалим и жадина.Схоронили у ручьяНиколая Жабина.Мой рассказ на этом весь,Нечего рассказывать.Лучше б жил такой, как естьНиколай Аркадьевич.